— Я много слышал о тебе, — признался он снисходительно. Голос у него был четким, громким, хорошо поставленным — таким, каким и должен быть у человека, учившегося и постоянно практикующегося в ораторском искусстве. Как минимум перед зеркалом. — Но, откровенно говоря, представлял тебя несколько иначе. И все же, это честь приветствовать знаменитого героя лично, хотя искренне сожалею, что место, — колдун величаво повел рукой, — и обстоятельства не подходят для момента и уж тем более не достойны ни меня, ни тебя. И сожалею, — он сделал новую паузу, которая, видимо, что-то должна значить, — что я здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями.
Он посмотрел на Эйнара с высоты своего седла. Эйнар отреагировал тем, что хлопнул себя лезвием меча по плечу, издавшему характерный звон колец Леверка.
— Видишь ли, — продолжил Свартсъяль, — вчера мои верные воины, отправленные в дозор, провели в пути много времени и, порядком утомившись с дороги, потребовали в этом… селе, — презрительно скривился колдун, — кров, пищу и отдых. Это их полное право и привилегия, поскольку они денно и нощно рискуют своими жизнями, защищая местных людей от опасностей и разбойников. Однако эти… неблагодарные селяне, — вновь поморщилось аристократическое лицо, — явно подстрекаемые кем-то, отказались приютить и накормить своих защитников, а некий чужак имел наглость поднять руку на моих верных слуг и причинил вред самому верному из них. Этим чужаком оказался ты, Эйнар Сын Войны. Это правда?
Скарв Черноногий, предусмотрительно державшийся от Эйнара подальше, выглянул из-под своего шлема и мстительно ухмыльнулся. Правда, его опухшая после вчерашнего, пострадавшая физиономия не очень располагала к ярко выраженной мимике, отчего вместо улыбки получилось произвести какое-то болезненное, достойное жалости дрожание губ и подергивание свиного пятачка.
— Ага, — согласился Эйнар.
— То есть ты сознаешься в совершенном тобой преступлении и не станешь отрицать вину? — властно осведомился колдун.
— Ну, — Сын Войны хлопнул себя лезвием меча по плечу, — если спрашиваешь, дал ли я по зубам одной свинье, что не следит за длинным языком, — Эйнар глянул на Скарва, и могучий вождь хряк-берсерков счел за лучшее благоразумно сделать вид, что его тут как будто нет, а речь ведется о ком-то другом, — то да, было дело. Но с каких-таких пор это стало преступлением?
— Я — хранитель этих земель и защитник людей, живущих на ней! — провозгласил колдун. — Мое слово — закон, мои слуги — его исполнители! Любой, кто осмелился поднять руку на моих слуг, нарушил мой закон, а значит, нанес оскорбление лично мне и бросил вызов!
— Да ну? — звякнули кольца кольчуги на плече Эйнара. — А мне казалось, закон — это ярл, а не хозяин буйного хлева.
— Ярл слаб, — надменно фыркнул Свартсъяль. — Я забрал то, что принадлежало ему, а он до сих пор не пытался оспорить свои попранные права. Из чего следует, даже ярл признал мою власть и силу. И это справедливо, ибо Симскарой издревле правят лишь сильные, подчиняя себе слабых!
— Ага, — кивнул Эйнар.
Колдун, хоть его злодейское лицо не дрогнуло, слегка растерялся. Во время репетиции злодейской речи перед зеркалом (а он действительно тщательно готовился) отражение неубедительно возражало против законности узурпированной власти и кривлялось в слабых попытках задеть сильного, но точно не смело выражать свое согласие одним возмутительно коротким «ага». Колдун почувствовал, как обида берет за горло. Из-за оскорбительного «ага» пропадает столько мастерских ораторских выпадов!
— Да, — он прочистил горло. — Когда я услышал, что какие-то жалкие селяне осмелились выступить против моей власти, то хотел немедленно покарать, наслав хлад, глад, мор, тысячу и одно несчастье на их головы! Поверь мне, я могу — о да, могу, поверь мне! — по щелчку пальцев стереть в порошок любого непокорного, не поднимаясь даже из своего любимого кресла!
— Ага, — вежливо отреагировал Эйнар. Колдун сделал вид, что такая реакция совсем не сбивает со злодейской мысли.
— Но я изменил свои планы и намерения, когда узнал,
— Ага, — сказал Эйнар, портя торжественную, зловещую тишину тонким звоном металлических колец кольчуги на своем плече.
Колдун впился в него заблестевшими от злости глазами. Поведение Эйнара начинало раздражать и вызывало вопросы о его умственных способностях. Не то чтобы Свартсъяль привык вести дела с героями, блещущими интеллектом. Он вообще считал, что отсутствие извилин в мозгу является обязательным требованием для геройского ремесла, ровно как и пара психических расстройств. Но этот герой казался совершенно невменяемым.