А Эйнар закрылся щитом от саданувших в него топоров, пихнул ногой коварно ткнувшего в спину острием меча хряка, остановил грохнувшую по Тоффу откуда-то сверху дубину, полоснул кого-то по открывшемуся брюху из-под щита, но слишком поздно разобрал в общем гвалте остервенелый лай несущегося на него пса-берсерка. Эйнар повернулся — гораздо быстрее, чем можно ожидать при его габаритах — на звук, но все же недостаточно быстро, и пес вогнал ему рогатину в бок, бешено, по-собачьи рыча и скаля зубы. Леверк состоял из мелких, плотно и густо сплетенных между собой колец, пробить его было задачей крайне трудной, однако у рогатины берсерка имелось достаточно тонкое острие, чтобы проскользнуть в узкую брешь и вонзиться в тело. Эйнар коротко вскрикнул от боли, но тут же сжал зубы, сменив вскрик на злое утробное рычание, больше инстинктивно, нежели осознанно переломил древко рогатины ребром кулака и рявкнул на пса так, что тот поскользнулся, избежав удара мечом наотмашь, перевернулся и, хоть его верхние конечности не были приспособлены к этому, крайне быстро и ловко умчался на всех четырех, скуля и подвывая, как обычная дворняга, крепко ознакомившаяся с сапогом. Эйнар хотел его догнать, но не смог — пошатнулся от сильного толчка в спину. Резко обернулся, чувствуя нарастающую злость, и увидел барана, ошарашенно потирающего лоб. Сын Войны не стал с ним церемониться, огрел его оголовьем меча между рогов. Баран заблеял, осел на разъехавшихся ногах. Эйнар занес Близнеца, чтобы добить его, но заметил краем глаза движение, повернулся влево. Орудуя щитом, отбил несколько гулких ударов, наскочил на двух берсерков, размахивая мечом, разогнал их, стремительно переключился на тех, что уже подбирались справа. Самого смелого отогнал широким взмахом Близнеца с разворота. Его приятель оказался достаточно проворным, но недостаточно умелым — замахнулся топором слишком широко. Эйнар ударил гораздо короче, в живот. Хряк удивленно хрюкнул, но прежде чем толком понял, что случилось, сильно получил кромкой щита по челюсти и отлетел назад. Эйнар, не обращая внимания на удар в спину, занялся берсерком справа. Нанес ему, жестко оттесняя от небольшой группы приятелей и вырываясь из окружения, несколько ударов, которые хряк блокировал щитом, пока Сын Войны не разозлился и не рассек этот самый щит сверху одним ударом аж до середины. Близнец застрял в дереве, Эйнар постарался высвободить его, но хряк сам выпустил щит и попятился. Полубог потряс мечом, но щит берсерка не пожелал отцепиться. Но тут на свою беду в себя кое-как пришел баран и — поскольку в первый раз этот прием хорошо себя зарекомендовал — снова боднул Эйнара, только теперь в левый бок. Эйнар пошатнулся, бросил раздраженный взгляд на озадаченного барана, рыкнул сквозь зубы, крепко стиснул рукоять меча и, всем видом показывая, что вот-вот ударит им, вместо этого подло и бесчестно пнул берсерка, отчего тот согнулся пополам, а после со всей злостью огрел ребром засевшего в мече щита по хребту. И бил до тех пор, пока щит не раскололся надвое, а баран, то блея, то вопя от боли, не растянулся по сырой земле.
И тут Эйнар увидел мышь.
Берсерки замерли, стихли. Кто-то схватил за ремни приятеля, не отличающегося быстротой мышления и по инерции рвущегося в бой, оттащил назад. Эйнар подозрительно повертел головой по сторонам, видя как берсерки почтительно расступаются, освобождая пространство. Мышь стоял, демонстрируя солидную мускулатуру, кровожадно поблескивающие лезвия ловко раскручиваемых секир и первобытную жажду убивать — выражение, что ни говори, крайне неуместное на морде грызуна, даже на гипертрофированной.
Эйнар сплюнул под ноги. Еще раз пнул разозлившего его бараньим упрямством барана, отошел на свободное место, принимая внезапный вызов на внезапный поединок.