Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Вышло так, что оба сорвались на бег почти одновременно — мышь, призывно постучав над ушастой головой секирами, и Эйнар, глухо бухнув в щит оголовьем меча. Вышло так, что они сошлись на середине образовавшегося из поредевших берсерков круга. Мышь орудовал секирами ловко и энергично, колотил в щит Эйнара с такой яростью, неистовством и скоростью, что Сын Войны успевал только защищаться. Если бы Тофф не принадлежал когда-то самому королю Дикой Охоты, он бы не выдержал и трети принятых на себя ударов. Но расколоть Тофф мог разве что Блондеринг или топор Отца Войны. Поэтому над полем возле Рыбачьей Отмели стоял чудовищный грохот, с которым по щиту колотили секиры яростного берсерка. Пару раз слышался звон — в хаосе града ударов лезвия попадали по Хюмиру. Пару раз Эйнар пробовал перехватить инициативу, но ему явно не хватало скорости, которой обладал взбесившийся грызун-переросток, и приходилось только успевать орудовать щитом, вовремя реагируя на очередной удар. Впрочем, грохот унялся так же быстро, как и начался — мышь увлекся и распалился до того, что не рассчитал силу. Берсерк сперва не понял, что случилось, по инерции размахивал одной секирой, даже звякнул по куполу шлема Эйнара, но когда дернул вторую, то обнаружил, что она намертво засела в щите. Мышь выпустил застрявший топор, отскочил назад, но недостаточно быстро, и Эйнар, ответив несколькими взмахами меча, оставил на шерсти неистового грызуна глубокую отметину. Берсерк яростно зашипел, поднял обеими руками над ушастой головой оставшуюся секиру и без раздумий бросился в атаку. Удары посыпались в Тофф реже, но гораздо мощнее. У Эйнара даже заныла левая рука, но он мог выдержать много и долго. Достаточно долго, чтобы… Что-то сухо треснуло, удары прекратились. Эйнар выглянул поверх щита и ухмыльнулся в бороду — мышь тупо пялился на треснувшее топорище. Но порадовался Сын Войны явно раньше срока. Берсерк отбросил бесполезный кусок дерева, заколотил себя в широченную грудь, издавая оглушительный вибрирующий рев, и бросился на Эйнара с голыми руками. Сын Войны крепко встал на широко расставленных, полусогнутых ногах и резко поднял щит, когда мышь напрыгнул на него. Если бы Эйнар был простым человеком, эта громадная туша свалила бы его и придавила своим весом. Но он только скользнул по сырой земле назад. Что-то противно чавкнуло. Огромные мохнатые ручищи, тянувшиеся к горлу и открытому под полумаской шлема лицу Эйнара, всплеснули, ухватились за кромку щита и потянули назад. Сын Войны состроил гримасу, с которой обиженный, рассерженный ребенок (правда, давно разменявший четвертый десяток и обородевший еще лет двадцать назад) защищает любимую игрушку от посягательств злого мальчишки, подергал Тофф. Мышь не пожелал его выпустить, а даже если бы и пожелал, серьезных изменений не произошло. В конце концов поняв, что берсерк все равно перевесит его и увлечет за собой, Эйнар не без сожалений бросил щит. Мышь, немного постояв, тяжело упал навзничь, как статуя, так и не прекратив держаться за Тофф, к которому был пришпилен собственной секирой.

Хряк-берсерки, до того ободряюще хрюкавшие и визжавшие, вновь утихли, глядя на поверженного чемпиона. Потом взглянули на оставшегося на ногах Эйнара. Он тяжело дышал. Борода превратилась в мокрую встопорщенную мочалку. Леверк был покрыт красными брызгами. Но герой стоял на ногах. Но был без щита. Берсерки восприняли это как хороший знак. Они разразились диким визгом.

А потом бросились в атаку.

***

Раск, отыскав возле сарая пару жухлых стебельков, флегматично пережевывал их, глядя на все с выражением предельно зеленой тоски. Не то чтобы он не переживал за хозяина; в конце концов, он был преданным волшебным конем. К тому же, ему когда-то стоило немалых усилий пробиться, лягая, кусая и расталкивая конкурентов, к проклятому аркану из волос профессиональной девственницы, чтобы навечно лишиться вольной жизни в табуне на зеленой лужайке, и перспектива отринуть удила, сбрую, уздечку и седло — символы позорного для каждого вольнолюбивого волшебного скакуна рабства — совершенно не прельщала. Он к ним сильно привязался, привык к уютным теплым конюшням, овсу, соломе… Да и к невоспитанному, дикому, неуправляемому и бескультурному хозяину тоже, если честно. Его откровенное варварство оттеняло благовоспитанность и образованность Раска, а ведь согласно философским учениям все должно находиться в балансе. Так что нет, Раск никогда не желал Эйнару зла и не мечтал от него избавиться.