Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Эйнар непроизвольно глянул на пару «убитых», «умерших» с явным запозданием и неохотой. Кажется, они пообвыклись в своей роли и реагировали на нежелательное внимание так, как реагируют работники, застуканные начальством за внеплановым перекуром. Сын Войны исподлобья посмотрел на остановившегося в пяти шагах колдуна, на его картинно воздетые руки и вдохновенное злодейское лицо актера, чей сценический триумф происходит перед самым благодарным зрителем — самим собой.

Колдун приоткрыл один глаз. Угрюмая красная, мокрая, исходящая легким паром на холодном воздухе физиономия Эйнара несколько огорчила его.

— Не то чтобы мне это было действительно нужно, — сказал Свартсъяль менее вдохновленно и злодейски, опустив руки. — На самом деле я бы мог, если бы захотел, и не жертвовать своими слугами — моя сила и без того велика. Но тогда ты бы не оценил всю степень твоего отчаяния! Не проникся жизненной несправедливостью! Ведь твоя победа так близка! Остался всего один враг, которого тебе осталось одолеть! Но этого не произойдет! О нет! — колдун вновь перешел на драматичные злодейские интонации. — Ибо этот враг — я, Биркир Свартсъяль! А ты, глупый, самонадеянный герой, даже не представляешь, кто я!

— Чего это? — возмутился Эйнар. — Очень даже представляю. Какой-то там бессмертный, тебя ни ножом, ни топором, все такое… Мы будем уже драться или нет?

Колдун, сбитый с толку на триумфальной ноте злодейской речи, резко переменился в своем аристократическом лице и подозрительно уставился на Эйнара.

— Ты знаешь, что тебе не победить, и все равно хочешь драться, хотя никакой надежды на победу нет?

— Ну почему же? — пожал плечами Эйнар. — Мелкий шрифт.

— Что? — опасно сузились глаза колдуна.

— Ну мелкий шрифт в этом, как его, ну, в договоре. Ну, который еще не читают.

— Откуда ты знаешь? — занервничал колдун.

— Ну, я ж все-таки полубог, приятель, — виновато развел руками Эйнар. — Есть кому такие вещи объяснить. Да подсказать.

— Ха! — злодейски расхохотался колдун и манерно вытянул руку, в которой появился черный меч — типичное орудие злодейского труда, соткавшееся из клубов едкого черного дыма. — Тогда тебя нагло ввели в заблуждение, герой! Потому что я, Биркир Свартсъяль, обманул смерть! Меня ничто и никто не может убить! Ни бог, ни человек, ни смертный, ни бессмертный, ни даже такой как ты — ни полубог, ни получеловек! Я предусмотрел все, абсолютно все! Каждую строчку, каждую букву вашего мелкого шрифта!

Колдун расхохотался тем безумным злодейским хохотом, во время которого обычно сгущаются черные тучи, гремит гром и сверкают молнии. Правда, симскарское небо — крайне неблагоприятное для драматизма явление. Оно упрямо серое и крайне скупо на яркие и выразительные погодные эффекты даже в тех случаях, когда отъявленный лгун требует, чтобы его поразила молния в случае откровенной лжи.

— Да ну? — усмехнулся Эйнар, разминая затекшие ноги. — А кое-кто думает иначе.

— Ха-ха! — хохотнул Свартсъяль, рассекая черным мечом воздух. — Меня не волнует, кто и что там себе думает! Я бессмертен!

— Нет, — покачал головой Сын Войны. — Всего-то захотел жить вечность.

— Это одно и то же!

— Ну не скажи, приятель. Будь это одно и то же, меня бы тут не было. Мелкий шрифт, — развел руками Эйнар, как бы извиняясь

Колдун хотел возразить чем-то напыщенным и злодейским, но вдруг увидел неторопливо бредущую через поле высокую фигуру в балахоне, опирающуюся на посох. Он ее узнал. Трудно не узнать того, кого когда-то клятвенно пообещал никогда не встретить.

— Ну что ж, — холодно прошипел Свартсъяль, занося меч. — Я покажу мелкий шрифт. Вам обоим!

Его бросок был без преувеличения молниеносным. На мгновение худая, черная фигура колдуна размылась, сделалась нечеткой, почти невидимой для глаза, исчезла там, где стояла, и возникла возле Эйнара, обрушивая на него удар чудовищной силы. Такой удар легко разрубил бы горную породу, сокрушил бы стены Хрейдура или перебил бы хребет паре великих китов, обитающих у края моря…

Смерть была той сущностью, к которой вселенная вопреки (или же благодаря) ее зловещей репутации относилась с глубоким уважением. Вселенная вообще уважает все, что существует очень давно и долго, видимо, из-за того, что все, что имеет сроки жизни менее пары миллионов лет, просто не замечает. Поэтому смерть никогда не торопится. Если вселенная почувствует, что Старик куда-то не успевает, она просто подождет.

Именно поэтому именно в этот момент время решило вежливо и тактично остановиться.