Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Старик приблизился к скульптуре непримиримой, извечной борьбы героев и злодеев, света и тьмы, добра и зла. Вот Биркир Свартсъяль, с выражением злодейской ярости на белом аристократически утонченном лице. Старик отметил, что даже в момент неконтролируемых эмоций колдун смотрится поразительно эстетично. Смерть не была художником или скульптором, но тем не менее отметила, что такое лицо — просто находка для искусства. Вот черный меч, обрушенный на незащищенную голову Эйнара — того самого, который даже после самоотверженного подвига дюжины цирюльников в лучшем случае будет являть пример неправильного образа жизни и губительных последствий чрезмерных возлияний. А вот Близнец Сына Войны, жестко парировавший этот удар. Одно из преимуществ смерти заключалось в том, что всегда можно оценить, какие нагрузки испытывают инструменты извечной борьбы героев и злодеев, особенно в тех случаях, когда встречаются друг с другом силы божественные, полубожественные или какие-нибудь там еще, находящиеся за пределами человеческих. Старик не завидовал инструментам, он испытывал какую-то сентиментальную слабость к вещам, которые ломаются. Наверно, потому, что они были не его специальностью. А вот нож в левой руке Эйнара. Старик припомнил, что даже у такой полезной мелочи имелось собственное имя — Сюльтен. Герои обязаны давать имена абсолютно всему, чем владеют. Странная и откровенно не понятная традиция, которой Сын Войны следовал против своей воли. Даже если он называл вещи потребительски, все равно находился тот, кто выдумал бы какое-нибудь пафосное и грозное название даже для выдернутого из забора кола, которым Эйнар начистил морды паре пьяниц на чьей-нибудь свадьбе. А вот левый бок, защищенный черными кольцами кольчуги, сплетенный черными гномами и купленной на каком-нибудь черном рынке за бешеные деньги согласно модным веяниям в злодейском обществе. А вот лезвие ножа в этом самом боку почти по рукоятку.

Старик глухо хмыкнул в недрах своего капюшона. Его практичная и справедливая натура прямо-таки возопила о расточительстве, пустой трате чужих денег и торговле недоброкачественными товарами из других царств.

Время потекло в привычном ритме, не обратив внимания на кратковременный сбой. Время вообще крайне равнодушно к таким мелочам.

Как всегда, когда что-то происходит очень быстро, мозг становится последним, кто обо всем узнает. Первое, что почувствовал колдун, — противное ощущение в ладонях, которое возникает, когда не рассчитав силу ударишь по чему-то крайне жесткому и неподатливому и отобьешь себе пальцы. Потом увидел напряженную от усилий, но все-таки буднично спокойную физиономию Эйнара Сына Войны. Потом меч в его подрагивающей руке, принявший на себя весь удар Свартсъяля. Колдун отскочил назад, думая, что недооценил противника уже дважды. Все-таки полубожественная сила — весомый аргумент против силы темной. Не то чтобы Свартсъяль не был уверен в своей победе, но смена тактики все же требовалась.

Он приготовился к новой атаке и вдруг почувствовал, как что-то мешает, стесняет движения. Колдун опустил глаза и увидел торчащую из бока рукоять ножа.

— Ловко, — одобрил он и ухмыльнулся, смело хватаясь за нож. За сто с лишним лет бессмертия в этом теле побывало столько колюще-режущих предметов, что их счет потерял всяких смысл еще полвека назад. Колдун даже гордился оказываемым на врагов эффектом, когда выдергивал из себя очередное орудие смертоубийства. Веселее казались только те моменты, когда он сажал на плечи отрубленную голову. — Но это всего лишь цара-АААА?!!.. — рванув нож, взывал Свартсъяль.

Ощущение было совершенно новым. То есть старым, но забытым настолько давно, что злодейскому мозгу потребовалось некоторое время вспомнить его название.

Боль.

Забывшее о естественных человеческих реакциях, тело ответило на произошедшее с ним необычайно ярко и бурно. Вместе с вернувшимися воспоминаниями подступило недоверие, ужас и паника, которые усилила фигура в балахоне, бесцеремонно шагнувшая сквозь Эйнара.