Прошлись вдоль разложенных на снегу товаров. Добрынин за пароль "купил" еще несколько кусков странного мяса. Попробовал откусить кусочек от мясной палочки, но она, оказалась такой соленой, что сразу на морозе у Добрынина защемили губы.
Цыбульник "купил" за пароль несколько штук какого-то мехового зверя, незнакомого Добрынину.
- Штаны чинить надо будет, протерлись уже, - пояснил он Добрынину.
В общем базар был бедненький и непонятный. Продавцы сидели, а покупателей, кроме контролера и Цыбульника, не было. Правда, заметил Добрынин, что сами продавцы между собой что-то обменивали, но старались это делать незаметно и за спиной представителей русского народа.
Перед тем, как покинуть базар, Добрынин уложил все покупки в котомку, затянул веревку и забросил котомку на плечо. И тут кто-то прикоснулся к нему. От неожиданности Добрынин вздрогнул, обернулся. Перед ним стоял невысокий, ему по плечо, местный житель, который, правда, отличался от остальных присутствовавших. Лицо у него было не такое широкое, как у той бабки и других продавцов, а кроме прочего были у него настоящие усы, закрученные кверху.
- Русский! - сказал он мягким, чуть шипящим голосом. - Давай менять соболь на штуку! - и он дотронулся до котомки, висевшей на плече.
- Нет, товарищ, - уважительно ответил контролер. - Не могу - жена подарила...
- А-а, - кивнул местный житель. - А хорошая штука! Добрынин на всякий случай развел руками, показывая, что он действительно не может это поменять, и поспешил к ожидавшему его чуть поодаль комсомольцу.
- Чего он от тебя хотел? - спросил Цыбульник.
- Соболь на котомку поменять...
- А сколько он соболей давал? - поинтересовался комсомолец.
- Не знаю, - признался Добрынин. - Я отказался. Все-таки жена подарила.
- Ну правильно! - кивнул Цыбульник, но на лице его на мгновение появилась, а потом исчезла ехидная улыбочка. - Пойдем счас к Абунайке, отдохнем у него, только не говори, что у меня сахар есть!
- Да нет, помню! - сказал Добрынин.
- А этот, что тебе соболя предлагал, это тот второй, что по-русски умеет. Его Ваплахером зовут. Надо же, чтобы мама такое имечко дала!
- Наверно, нерусская была, - произнес Павел. - Русская бы так свое дитя не назвала.
- Это точно! - подтвердил Цыбульник. Абунайка жил в стороне от городка. Жилище его не было ни избой, ни чумом.
- Это на их языке балаганом называется, - объяснил Цыбульник. - В таких балаганах самые уважаемые люди на Севере живут, из местных народностей, конечно.
У входа в балаган на снегу лежали несколько пушистых собак, а рядом с ними - сани со сваленной на них собачьей упряжью.
У Добрынина сразу потеплело на сердце. Как увидел он собак, так сразу и село свое вспомнил, и жену, и пса Митьку, глупого и шумливого.
- Дома сидит Абунайка! - тоже глядя на собачек, сказал комсомолец. - Счас мы его покормить нас попросим. А позже, может, и товарищ Кривицкий придет.
Если на улице, несмотря на ночь, было все видно, то в балагане, когда они зашли, царила настоящая темнота и кто-то храпел.
- Эй, Абунайка! Бурайсы! - крикнул в темноту комсомолец, и сразу же кто-то в этой темноте вскочил, забормотал что-то на непонятном языке, а потом прозвучало по-русски: "Уже-уже!" Вспыхнула спичка, сделала дугу в темноте, и, видимо, соединившись с фитилем керосиновой лампы, родила свет. В этом свете, немного разгоревшемся и осветившем весь балаган, появилось и лицо старика, усеянное морщинами. Длинные черные с проседью волосы опускались на плечи, ложились на грязно-белый воротник оленьей шубейки, коротковатой и украшенной внизу узкой полоской темного меха.
- Эй, кто, Цыбульник? - спросил старик, вглядываясь в пришедших. - Совсем плохо глаза видят.
- Да, Абунайка, это я с гостем.
- А гость откуда? - спросил старик.
- Издалека, почти из Москвы, - ответил комсомолец.
- А-а-а, - промычал Абунайка. - Какой далекий гость! Для далекого гостя надо что-то сделать...
- Слушай, старик, - Цыбульник подошел прямо к Абунайке и, вытащив из кармана замороженный конский орган, протянул его хозяину балагана. - Сделай холодец, может, Кривицкий приедет. Посидим...
- Ай-яй-яй... - замотал головой старик. - Это ж надо еще три оленьих... ай-яй-яй... бедные олешки... ну хорошо, Абунайка скоро придет!
И, подняв с пола большой нож, очень похожий на серп, старик вышел из балагана, оставив Добрынина и комсомольца одних.
- Тут холодно, как на улице... - проговорил народный контролер. - Он что, печку не топит?
- А зачем ему? Он так живет.
- И не замерзает? - удивился Добрынин.
- Нет. Он вместо печки молочную водку пьет перед сном. Тарасун называется. Крепкая гадость, из оленьего молока и еще чего-то делается.