Сказания древа КОРЪ

– Во всяком случае, не с иудейским. Как там вашего социал-демократического духовника?.. Да, Маркс! А этот, главный в Петрограде народный, хм, комиссар, – протянув руку к окну, старый офицер взял с подоконника недельной давности «Подсинский листок», развернул, побежал глазами, близоруко щурясь, – Ульянов-Ленин. Ладно, пусть будет русский. А Троцкий? Урицкий? Дзержинский? Прямо справочник по рифмованию. Уж больно фамилии подозрительные. Свердлов? О-очень по нашему – от «свер- д- ло». Где так говорят? Разве что в местечках Малороссии.

Тут, как с печки – на припечку, в разговор встряла Татьяна с подрисованными сажей глазами:

– Сослатый, из симбирских учителёв, што фатеру сымал у маво братца да остался здеся, как свобода вышла, так давеча сказывал, будто знавал тех Ульяновых, из которых ихний Ленин. Истинный хрест, он гутарил, а я слыхала, – перекрестилась старая девушка. – Значится так, матушка ентова приседателя – из немцев произошла, по прозвищу Бланка. Батя иённый, значит, то ж был Бланком, так яво в ихней синагоге хрестили.

– В кирхе, – рассмеявшись, поправил Никанор горничную, давно ставшую членом семьи.

– Пусть кир к а, – легко согласилась Татьяна и ласково посмотрела на мужика, у которого чем дальше, тем сильнее разлад с женой. – Всё одно синагога.

Никанор воспользовался возможностью свернуть разговор с колеи, принимавшей неблагоприятный для семейного застолья оборот.

– Что это мы всё о политике? Я вот хочу сказать, сестрица, как я благодарен тебе. Ведь ты собой пожертвовала. Ты меня и в детстве любила. Я помню.

Феодора перевела ничего не выражающий взор тёмных, без блеска очей на брата, произнесла, не рисуясь:

– Ничем я не жертвовала. И при чём здесь любовь? Я выполнила долг старшей перед младшим. Иначе поступить не могла. И это не вступало в противоречие с каким-либо долгом высшего порядка.

Ангелина и Татьяна, приоткрыв рты, уставились на комиссаршу. Мужики переглянулись. Толька с Николкой в очередной раз долбанули друг друга ножками под столом и рассмеялись. Отец строго глянул на сыновей:

– Марш на печку! Ангелина, отведи.

Мать, буквально закинув детей на тёплую, устланную овчиной лежанку русской печи, скоро вернулась к столу. Последние слова дочери поставили хозяина дома в тупик. Чувство долга было ему понятно. Но что имела в виду дочь, подчеркнув голосом «высший порядок»? Сердце сжалось тоскливым предчувствием. Лучше об этом не думать.

– Ладно, заболтались мы. О главном забыли. Расскажи о себе, девочка моя. Как тебе удалось пробраться в Россию? Никанор нам тут кое-что поведал: о вашей встрече в лагере, о своём превращении в покойника и приятном путешествии. А что с тобой приключилось?

Почти не притронувшись к закуске после большой рюмки водки, Феодора налила себе из самовара чаю в фарфоровую кружку, отхлебнула большим глотком, не опасаясь ожога.

– Особенно нечего рассказывать. Когда мой напарник Краус убивался над закрытой крышкой моего гроба, – женщина криво усмехнулась бледными тонкими губами, – я уже ехала вечерним поездом в Грац. Решение пришло сразу. Оделась как обычно: юбка, жакет, на голове шляпка, в руке баул. Типичная учительница, объезжающая учеников на домах. Была странная уверенность, что от первого моего шага в сторону от ограды Талергофа до линии фронта мне будет удача. Так и вышло. В Граце постучалась в первый попавшийся дом возле вокзала. Сказалась беженкой из восточных областей, занятых русскими. Не нужна ли служанка, согласна за стол. То ли вид мой внушил доверие, то ли на дешёвую служанку польстилась фрау Гермак, рекомендательных писем не спросила. Какие письма у беженки! А паспорт на немку Фризенгоф мне заранее справили друзья Крауса. Так и служила возле парализованного мужа хозяйки дома, пока, этим летом, не узнала, что узников нашего лагеря распускают по домам. На вокзале пристроилась к группе отъезжающих, никто их уже не охранял. Под видом бывшей интернированной, никому не показывая немецкого паспорта, добралась до окрестностей Луцка. Фронт переходила одна, без провожатого, в полной уверенности, что и здесь мне будет сопутствовать удача. И… в общем, как видите, я здесь. Чем занималась в Питере, в Красноярске? Это вам не интересно. Ну, посошок на дорожку!

На крыльце, прощаясь с сестрой, Никанор спросил:

– Как решила с тем немцем?

– А? С Краусом? Что решать – отработанный материал.