Сказания древа КОРЪ

Советская власть, разогнав по углам страха уцелевшую в смутное время, ограбленную и опущенную на социальное дно старую интеллигенцию, приклеила к ней ярлык «бывшие». Но, испытывая острую нужду не просто в просвещённом сословии, а в сословии духа, принялась производить «интеллигентскую прослойку», назвав её представителей «совслужащими» (по образцу «служилых людей», « служивых », из которых в старину и образовалось российское дворянство). Исходным материалом стали толковые, а чаще – «себе на уме» выходцы из простанородья, обладавшие трезвой, практичной смекалкой. Легко обгоняя медлительных русских, в образовавшуюся пустоту хлынули активные, более скорые на подъём инородцы, впереди всех – дети Сиона, почти сплошь грамотные, по природе деловые и жизнестойкие, работоспособные, готовые ради успеха на любые личные жертвы.

Детей Никанора, рано потерявших интеллигентного наставника, ждал том же путь упрощения, на который добровольно стал их отец Никанор. Старший мальчик только готовился пойти в первый класс, а младшему исполнилось пять, когда их воспитание всецело перешло в руки мамы Ангелины и Татьяны. Впрочем, в этой среде целенаправленно воспитанием детей не занимались. Они смотрели на взрослых и копировали их поведение, если оно не вызывало в них протест, если отвечало их стихийно формирующимся взглядам. Победители в Гражданской войне нуждались в смене под стать себе. Только контролируемая сверху школа могла массово производить из детей старых разночинных семей граждан Страны Советов, верных коммунистической идее. В первую очередь по этой причине начальное школьное образование сразу объявили обязательным и придали ему массовость при острой нехватке учителей.

По утрам, когда пешком, нагрузившись «старорежимными» ранцами (Феодорино наследство), когда, став на лыжи, уходили братья в город, в большой дом с полуциркульными окнами. Там их наставляли на путь единственно верный, начертанный великим Лениным. Нравственным примером стал пионер Павлик Морозов, который донёс на родного отца, когда тот стащил с колхозного склада мешок с зерном, выращенным на своём же поле. Детей колчаковца надёжно прикрывала тень местной героини Феодоры Скорых. Мёртвую долго боялись не меньше, чем живую. Мужеподобная девица-перестарка, шептались в «Сибирской Италии», продала душу дьяволу. Конечно, дьявола, как и Бога нет, но мало ли чего. А вдруг большевики вновь разрешат религию! Поэтому мальчикам в глаза об отце не напоминали. Только в первый послевоенный год заявились в дом какие-то очень вежливые люди, всё перерыли в кабинете Василия Фёдоровича, забрали бумаги из его стола. Заглянули в комнату Федоры. Пошептавшись, сняли со стены буковый квадрат с разрубленным на четыре части серебряным блюдцем и унесли с собой.

И вдове не напоминали о муже-офицере. Ангелина слыла бой-бабой. Пуще огня боялись подсинцы её острого языка. Став хозяйкой в доме, дала себе волю. К соседям, к своим, близким и дальним сородичам, за исключением временных любимчиков, относилась с неприязнью, отзывалась о них со злой иронией. Она исполняла церковные обряды, чтила иконы, но не Бога. Матёрными словами пересыпала речь, никого не стесняясь, не щадя детей. От этого муж не успел ее отучить, как не отучил от горькой, которая для Ангелины была желанной и потому «сладенькой». К удивлению, несмотря на нагрянувшую «эмансипацию», к курению она не пристрастилась, что впоследствии даст ей повод насмехаться над «дымящей» свахой.

После гражданки с вдовой сошелся одинокий фабричный мастер по фамилии Титов. За ним закрепилась кличка Дедтитов. В дом его привела, как очередного своего жениха Татьяна, но Ангелина отбила завидного мужика. Вечная горничная такую обиду уже не снесла – хлопнула дверью навсегда. Титов был честный и справедливый трудоголик, во хмелю буйный, но не жестокий – круша все вокруг себя, никого из домочадцев и пальцем не задевал. Руки имел, что называется, золотые. После заводской смены этот, как на Руси говорили уважительно, «мужик в доме», отобедав, соснув с полчаса за столом с кудрявой головой на руках, спускался в подпол. И далеко за полночь стучал инструментом, изготавливая по заказу валенную обувку.

Пасынки росли белоручками. Анатолий гвоздя забить не мог, чтобы не покалечить пальцы. Мать старшего сына не корила, видя в его недостатках залог успеха в чём-то более высоком. Старший сын учился хорошо. Побывал по воле взрослых октябрёнком, с гордостью вступил, как положено советскому школьнику, в пионеры и в своё время был принят в комсомол искренне верящим в коммунизм советским юношей. Нравственно он казался копией отца – не замечен был в тайном мальчишеском питии со сверстниками, не пробовал даже курить, скверны из его уст не слышали.

Николай во всём этом старшему брату подражал. Учился не столь успешно. По натуре был более смелым, всегда выручал Анатолия, когда необходимы были «быстрота, глазомер и натиск». Подростками братья проводили досуг вместе. Любимым их развлечением была рыбалка с ночевкой. Советская власть, чтобы уберечь подрастающие поколения от бездельного шатания по улицам скучных провинциальных городков, настойчиво и умело прививало вкус молодёжи к спорту. В Подсинске появился стадион. Поле для скачек и бегов, раньше проводимых время от времени, партийно-хозяйственное начальство превратило в постоянно действующий ипподром. Нашлось место под аэроклуб и аэродром, осталось дождаться очереди на крылатую машину.

Оба Скорых увлеклись спортом. Николай мечтал об атлетической фигуре, Анатолий нацелился на рекорды. Старший испробовал свои силы чуть ли не во всех игровых видах, в легкой атлетике, в конном спорте. Вскоре понял, что не видать ему пьедесталов. Стал тренировать других. Не результатов ради (посмеивалась проницательная Ангелина), а чтобы гордиться способными учениками, снимать урожай с их славы. Пределом мечтаний тогда казалось ему Подсинское педагогическое училище. Поступил. Учился успешно. Выпустили Анатолия Скорых преподавателем географии. Мать могла гордиться: сын из сословия рабочей аристократии перешёл в круг интеллигенции! Пусть рабочий класс-гегемон официально и более привилегированный, но всё-таки совслужащие, хоть и не класс, а «прослойка», это белая рубашка и галстук. Вот что это! Сын разделял чувства матери.

Торжество его однако полным не было. Он часто повторял, скрывая за иронией зависть к чужому успеху: «Мы университетов не кончали». Провинциальный Подсинск не был «медвежьим углом» при проклятом царизме в немалой степени благодаря ссыльным. После революции ссыльных здесь значительно прибавилось. Только теперь их сторонились. За версту обходили плоскогрудую женщину с жутким носом, показывая издали пальцем: «Каплан. Та самая, что в Ленина стреляла». Но нравственное влияние «поражённых в правах» на местное общества было благотворно. Все исторические тени, вся подсинская современность давали богатую пищу уму и сердцу. Употребляй на духовное здоровье! Николай вышел из того же учебного заведения, что и Анатолий, преподавателем начальных классов и стал незаметно трудиться, как говорят, на ниве просвещения, проводя свободное время на рыбалке. Семейная жизнь его сложилась неудачно: женился рано на хакаске; она рожала часто, дети умирали. Так и уйдёт Николай в свой срок из жизни бездетным, оставив старшему брату обязанность продолжить род Борисовичей-Скорых.