Сказания древа КОРЪ

Среди уцелевших книг старой школьной библиотеки половина была на русском языке. На нём в Плужине читали почти все, включая «военных» детей, многие разговаривали. Заботами учительницы, которая исполняла обязанности и директора школы, и завуча, и завхоза, восстановили музей. В ней появилась отдельная экспозиция, посвящённая Каракоричам. Парсуны и личные вещи воевод племени плужан потеснились, давая место знаменитым Русам – Петру Борисовичу (здесь произносили отчество, как фамилию, с ударением на втором «о»), Дмитрию, секретарю Петра II Негоша, конечно же герою войн с турками, знаменитому генералу Петру Каракоричу-Русу и жупану Вуку, не покорившемуся итальянцам. Десанка поместила в божницу при музее икону с изображением Святого Георгия, подаренную лично ей матерью Арсенией. Тогда женскую обитель посетила пёстрая делегация плужан во главе с молодым жупаном . Десанка привела группу старшеклассников. День выбрали удачно: монастырь отмечал девяностолетие настоятельницы. Поздравили с юбилеем знаменитую землячку, во мнении народном святую, и публично благодарили за предоставление крыши и стола школьникам в годы разрухи. Сделали посильный вклад в монастырь новыми динарами. В ответ настоятельница передала отстроенной церкви Святого Георгия серебряный крест XI века. Школа получила золотую лампаду венецианской работы. Десанка оказалась единственной гостьей, которая получила дар из рук матери Арсении. При этом Игуменья бросила красноречивый, но тайный для всех взгляд на сопровождавшую её черницу, и та шепнула на ухо избранной мирянке: «Молись, замаливай свой грех». Эти слова озадачили её: откуда матери Арсении известно о её пребывани на Little Island?

Десанка всегда слышала в себе два голоса. Один, громкий и ровный, был голосом уроженки Црной горы. Другой то затухал почти до полного исчезновения, то усиливался. При этом никогда не перекрывая первый, не состязаясь с ним за власть над душой женщины. Это был русский голос – биологическое наследие дальнего предка, обогащённое долгой жизнью в Советской России. Полного своего звучания он достиг в первые послевоенные годы. Но разные голоса не привели к разноголосице, к внутреннему конфликту, не дробили самосознание. Ведь при этом Десанка не изменяла Черногории, она становилась русской черногоркой в сознании, то более русской, то менее, но по преимуществу всегда оставалась черногоркой.

Когда не столь партийный, сколько личностный конфликт двух диктаторов перерос в конфликт стран, Десанка не почувствовала, что русское в неё съёживается, глохнет, забивается в уголки души, хотя и в Плужине обвинителей Москвы нашлось немало. Десанка не стала им подпевать ради своего спокойствия, своей безопасности. Где только представлялся случай, старалась убедить собеседников, что русское-советское это одно, а просто русское – другое, что идеологии и властелины не вправе превращать чувства добрые в их противоположность из-за отличий в политических позициях «вождей». Надёжным друзьям вполголоса доверительно говорила: «Когда уйдут маршал Тито и генералиссимус Сталин, нас как было двести миллионов, так и останется двести».

Что удивительно, ничем не связанная с Россией, отдалённая от нижегородского предка на большее расстояние, если мерить поколениями, чем мать, Александра в ощущении и внешнем проявлении русскости ей не уступала. А может быть в быстро развивающейся личности, в организме, со всеми признаками женственности уже к пятнадцати годам, и максимализм, свойственный юности, также набирал силу ускоренными темпами? Как бы там ни было, в старших классах Александра была заводилой вечеров русской литературы, с чувством, хорошим голоском пела на них романсы, особенно любимый – «Утро туманное, утро седое», – аккомпанируя себе на гитаре. Дома, над её рабочем столиком, висели в овальных рамках портреты поэтов, Петра Негоша и Александра Пушкина. В Плужинской средней школе слыла лучшей ученицей по истории. На межшкольной олимпиаде в Цетинье её отметили престижной премией за эссе «Черногорцы на морской службе России». Но когда пришла студенческая пора, она выбрала русскую филологию в Белградском университете.

Десанка звала Александру «моя принцесса», за миловидность ребёнка, испытывая то влияние, которое оказывала на мать поздняя, неожиданная и нежданная дочь. Отнюдь не за её происхождение. Вообще, в грешном своём порыве на острове у атлантического берега Шотландии посланница опщины плужан не раскаивалась. Однако решила скрыть от дочери историю её происхождения.

Скрыть от дошлой Александры!