Миновали годы, как переселились в Дрогобыч двое Скорых, мать и сын, и старики Фроловы. Алла грызла вузовские науки в Одессе. Анатолий Никанорович отбыл бессрочно на родину. Супруги расстались после того как за очередной пьяный скандал Скорых уволили из армии без права на пенсию. Ольгу Алексеевну пригласили заведовать кабинетом физического воспитания в Дрогобычском Институте усовершенствования учителей. Уехал работать по специальности в совхоз маявшийся непривычным бездельем агроном Фролов. Студент Сергей Скорых дневал на геофаке. Будущие геологи в летние месяцы проходили практику в горах. Отсюда до них рукой подать, каждая складка передового хребта просматривается в ясную погоду и зовёт в глубины горной страны. Уже тогда почувствовал Сергей томление, которое через десять лет выльется в лирический очерк «Каменное море». Его опубликует центральная газета «Известия», дав начало литературной жизни молодого автора.
У последнего из Скорых было две детские мечты: стать путешественником и написать много книг, да таких, чтобы их издавали и чтобы нашлись на них читатели. И то и другое в известном приближении к идеалу во взрослой жизни будет достигнуто. За тридцать лет экспедиционной жизни маршруты геолога Скорых составят в сумме путь длиной в полтора земных экватора, а счёт книгам писателя Скорых не прервётся на двух десятках. Но ничего этого не было бы без начальных восхитительных километров на первой полевой практике в предгорье, без первых стихотворных и прозаических строчек в ученических тетрадях. Он любил семейное гнездо, устроенное мамой, а в нём – свой письменный стол и мольберт в том же углу под окном с видом на старинную площадь Рынок. Детские и юношеские стихи Сергея были подражательны, слабы. Не лучше дело обстояло с прозой, но он упорно трудился, складывая написанное в стол, много, запойно читал – классику русскую и зарубежную. Увлечение кистями и красками, пуще того – тушью, наносимой на бумагу острым пером, позволит ему самому иллюстрировать пятитомник своих сочинений, которым Сергей Скорых отметит своё шестидесятилетие намного раньше, чем предполагалось на заре жизни, когда год представляется веком, а время от собственного рождения до смерти – лишь умозрительно конечным.
Четыре студенческих года вместили в себя развитие ума и чувств, нравственное созревание при переходе от отрочества к юности и первую любовь, для Сергея безответную, наполненную болью и разочарованием. И смерть деда, которого он только-только полюбил и стал понимать. И зарождение критического отношения к миропониманию, сформированному пионерией и комсомолом.
Сначала отец писал из Подсинска регулярно – каялся и пытался разжалобить близких-далёких предчувствиями вечной разлуки и скорой смерти (к слову, предчувствия его не обманули). Но поскольку Ольга и сын не отвечали, а одесситка Алла только коротко и сухо благодарила отца за высылаемые иногда деньги, «сибирский изгнанник», примостившись под крылышком матери Ангелины, перестал посылать сигналы в Дрогобыч. Только на шестнадцатилетие сына, совпавшего со смертью его сибирской бабушки, прислал ему печальный подарок. Это была старинная рукописная Библия, что досталась Скорых вместе с домом на круче между Енисеем и Подсинкой. В семье штабс-капитана она никому в отдельности не принадлежала, не покидала полки под образами. Там же осталась, когда дом перешёл Ангелине. При обыске, после гибели Феодоры и Василия Фёдоровича, чекист взвесил тяжёлый фолиант в руках, сделал попытку раскрыть, не справился и вернул книгу на место.
И вот теперь Сергей с недоумением смотрит на неё. Пытается листать. Листы в средней части бумажного блока слиплись, рвутся при попытке разделить их. Лучше оставить как есть. На что ему, убеждённому атеисту, эта сказка? Отдать в музей, что ли? Ладно, пусть стоит в книжном шкафу как память о Малой родине. От неё исходит дух старины. Сергей его чувствует. Его волнует всякая вещь, побывавшая в руках тех, чьи кости давно истлели. В приписке к бандероли отставной капитан сообщил, что случайно обнаружил в краеведческом музее семейную реликвию – буковый квадрат с разрубленным на четыре части серебряным блюдцем. Нечего и пытаться вернуть её законному владельцу. Сейчас она принадлежит государству. Да бог с ней! Там сохранится лучше.