Сказания древа КОРЪ

Однажды Скорых увлёкся разгадкой церковнославянских слов и предложений, раскрыв рукописную Библию, что осталась от бабушки Ангелины. В самом интересном месте наткнулся на блок слипшихся страниц. Стал осторожно отделять лист от листа, используя струю пара из электрического чайника. Получилось. И тут обнаружил записки в четверть листа. Ими были переложены слипшиеся (выходило, искусственно слепленные) страницы книги. Сложенные вместе, они образовали стопку в тридцать четыре страницы. Почерк ровный, мелкий, не отцовский. Записки удостоверялись подписью « ВСкорыхъ », ниже – « годъ 1919, мая 18 ». Двоюродный прадед сжато, последовательно излагал историю рода Борисовичей, в основном, по линии Скорых, делился и сведениями о потомках троих братьев гусара Сергея, сына Борисова.

В то лето Сергей Анатольевич, впервые после Львова, надолго покинул московскую землю. Самолёт доставил его в Красноярск, оттуда за ночь добрался поездом до Абакана. За Енисеем – Подсинск. К дому Скорых вышел уверенно, не спрашивая прохожих. Детская память не подвела. Вымороченной усадьбой давно завладели чужие люди. Им и дела не было до элегических переживаний бывшего жильца. Он ничего не узнал под отеческой кровлей, ни один предмет обстановки, ни одна вещь не разбудили воспоминаний. Зато в краеведческом музее обнаружил буковый квадрат, окованный серебром, с серебряными же четвертями блюдца, сложенными впритык по центру. На почерневшем металле с трудом читались выцарапанные буквы: А, П, И, С. Предмет был обозначен как «культовый знак неизвестных мистиков».

Когда гость из Реутова рассматривал семейную реликвию, в зал вошла служительница (решил он) музея. Небольшая головка её блестела сединой, словно начищенным серебром, чёрная шаль спускалась от плеч к сапожкам, расшитым рубленым жемчугом. Лицо молодое, разноцветные глаза, – отметил в уме писатель. Подойдя к единственному в тот час посетителю, она высвободила из складок шали красивые руки и сняла с крюка «культовый знак». Раздался тихий, с хрипотцой, голос: «Забирайте с собой, Сергей Анатольевич. Это ваше, по праву». Скорых приятно удивился, что в родном городе его знают в лицо. Видимо, батюшка постарался, когда на книжных прилавках появились первые книги сына. «Как же, сударыня! Предмет ведь числится в фондах музея». – «Не беспокойтесь, с этим всё в порядке». – «И меня пропустят через проходную?» – «Я вас провожу». Она пошла вперёд. Охранник не обратил на неё внимания, профессионально обколол зрачками незнакомца, перевёл взгляд на музейный предмет и нажатием кнопки на пульте развёл никелированные створки в проходе. Скорых не успел поблагодарить служительницу. Низкое солнце ослепило через раскрытую на улицу дверь. На мгновенье зажмурился, открыл глаза. В прихожей он один. Странная женщина!

Через несколько дней депутат горсовета, из знакомых Анатолия Никаноровича и Ангелины, помог писателю найти в городском архиве бумаги штабс-капитана Скорых, взятые чекистами при обыске в доме пропавших без вести комиссарши Феодоры и её отца. Среди бумаг оказались письма Александра Александровича Корнина, в конвертах с обратным адресом «п/о Александровка, дом Корниных в Ивановке».

Возвращаясь в Москву, Сергей Анатольевич летел до Казани. Там пересел на поезд. Сошёл в Арзамасе, нанял такси. Полевой просёлок вывел к запущенному парку с зарастающим прудом. Над ним сидел старик с удочками. Площадка с остатками фундамента какого-то строения обступали вековые вязы. Скорых догадался: здесь был барский дом. Рыбак подтвердил. Никто из колхозников не позарился на пустующий участок. Лунными ночами здесь, в тени деревьев, передвигались чьи-то бледные тени, слышались голоса.