Сказания умирающей Земли. Том III

«В нем не будет необходимости. В банях предусмотрены купальные кабинки, защищенные от посторонних взоров, а любая одежда препятствует воздействию целебных вод».

«Хорошо, это очень удобно».

Кугель помог супруге Сольдинка подняться в экипаж, после чего залез на козлы и нажал на педаль акселератора. Экипаж покатился по площади.

Кугель направил дроггера по дороге, ведущей в горы. Помподурос остался позади, и скоро город заслонили скалистые холмы. Густые поросли черной осоки, тянувшиеся по обеим сторонам, испускали резковатый аромат, не оставлявший сомнений в том, что островитяне использовали это растение в процессе приготовления местного пива.

Наконец дорога повернула на небольшой пустынный луг. Кугель остановил коляску, чтобы дроггер мог передохнуть. Мадам Сольдинк капризно спросила: «Мы прибыли к источнику? Где же храм, в котором устроены купальни?»

«Осталось проехать еще некоторое расстояние», – отозвался Кугель.

«Неужели? Фускуль, вам следовало предоставить мне более удобный экипаж. Эта колымага трясется и прыгает – я чувствую себя так, как будто меня целый час тащили в мешке по камням. Кроме того, меня ничто не защищает от пыли – по возвращении мне снова придется мыться».

Повернувшись к ней на козлах, Кугель строго произнес: «Мадам Сольдинк! Будьте добры, прекратите пустую болтовню, ваши жалобы действуют мне на нервы! По сути дела, я могу выразиться откровенно, как подобает бывалому червячнику. При всех своих несомненных достоинствах, вы избалованы чрезмерной роскошью и, конечно же, позволяете себе слишком много есть. Вы живете в изнеженном сне! А в том, что касается экипажа, могу сказать только одно: довольствуйтесь теми удобствами, которые вам предлагают до поры до времени – когда подъем станет крутым, вам придется идти пешком».

Мадам Сольдинк молча уставилась на проводника – она потеряла дар речи.

«Кроме того, здесь, на этой лужайке, я обычно взимаю плату за проезд, – продолжал Кугель. – Сколько денег вы потрудились взять с собой?»

Мадам Сольдинк нашла в себе силы прервать молчание и произнесла самым ледяным тоном: «Не сомневаюсь, что с оплатой можно подождать до возвращения в Помподурос. Мастер Сольдинк справедливо оценит ваши заслуги в надлежащее время».

«Предпочитаю немедленную оплату полновесными терциями ожиданию гипотетической справедливости. Здесь я могу взять с вас столько, сколько захочу. В Помподуросе мне пришлось бы иметь дело со знаменитой скупостью вашего супруга».

«Поистине бессердечный подход!»

«Мой подход согласуется с законами классической логики, которым нас обучали в школе червячников. С вас причитаются как минимум сорок пять терциев».

«Это неслыханно! У меня нет с собой таких денег!»

«В таком случае будьте добры передать мне брошь с опалом, которую вы носите на плече».

«Ни в коем случае! Это дорогостоящая драгоценность! Вот восемнадцать терциев – все, что есть у меня в кошельке. А теперь сейчас же отвезите меня в бани и постарайтесь воздержаться от дальнейших дерзостей».

«Мы только что познакомились – этим, по-видимому, объясняется тот факт, что вы неправильно понимаете характер наших взаимоотношений, мадам Сольдинк. Я намерен выполнять обязанности червячника на борту „Галанте“ – невзирая на любые неудобства, которые это причинит некоему Кугелю. Он может прозябать на Лаусикае до конца своих дней – какое мне дело? В любом случае, вам придется постоянно общаться со мной на всем протяжении дальнейшего плавания и, если вы проявите достаточную любезность, я отвечу на нее такой же любезностью. В частности, вы можете представить и порекомендовать меня своим дочерям».

И снова мадам Сольдинк не могла найти слов. Наконец она буркнула: «Отвезите меня в бани!»

«Пора ехать дальше, – согласился Кугель. – Подозреваю, что дроггер, если бы мы могли с ним посоветоваться, заявил бы, что он уже затратил достаточно усилий – учитывая, что нам заплатили всего лишь восемнадцать терциев. У нас на Лаусикае не часто возят разжиревших, грузных иностранок».

Мадам Сольдинк твердо решила взять себя в руки и сухо обронила: «Ваши замечания, Фускуль, просто невероятны!»

«Не утруждайте себя бесполезной болтовней: когда дроггер устанет, вам понадобится все оставшаяся энергия».

Мадам Сольдинк промолчала.

Склон холма действительно становился круче; дорога поднималась зигзагами, пока не перевалила через гребень возвышенности, после чего спустилась в прогалину, затененную желтовато-зелеными кронами имбирноягодных деревьев, среди которых по-королевски выделялся одинокий высокий ланселад с блестящим темно-красным стволом и перистой черной листвой.

Кугель остановил коляску на берегу ручья, журчавшего вдоль прогалины: «Вот мы и приехали, мадам Сольдинк. Купайтесь в ручье – а я посмотрю, приведет ли это к каким-нибудь результатам».

Мадам Сольдинк рассматривала ручей без всякого энтузиазма: «Но здесь нет никаких купален! И где, спрашивается, храм? Где упавшая статуя, о которой мне столько говорили? Где беседка Космеи?»