Сказания умирающей Земли. Том IV

«Все очень просто! Мне никто никогда не задавал вопрос: „Прогуливались ли вы по берегу Скаума в обществе Риальто в то время, когда некто избивал домашнее животное Гильгада?“ Правила судопроизводства не позволяли мне самостоятельно предложить на рассмотрение такое свидетельство. Кроме того, вас уже признали виновным по многим другим пунктам, и мои ненадлежащие замечания могли только привести в замешательство всех остальных».

«Разве целью судопроизводства не является установление истины? Почему вы не спросили себя: „Кто, на самом деле, избивал симиода, и почему этот человек называл себя именем Риальто?“»

Ильдефонс прокашлялся: «В сложившихся обстоятельствах – а я их уже пояснил – подобные вопросы представлялись не относящимися к делу».

Риальто снова заглянул в разорванный текст «Голубых принципов»: «В параграфе K статьи 2 ваше пренебрежение фактами, противоречащими обвинению, называется „преступным невыполнением обязанностей или пособничеством таковому“. За такое нарушение предусмотрено суровое – пожалуй, чрезмерно суровое – наказание, но Арбитр истолковывает положения Монстрамента буквально и принимает самые строгие, исчерпывающие меры во имя восстановления справедливости и порядка».

Ильдефонс возвел руки к небу: «Неужели вы представите столь несущественное дело на рассмотрение инкуба, сторожащего Тучеворот? Последствия невозможно вообразить!»

«Могу указать на еще одно серьезное нарушение. В процессе ограбления моей усадьбы кто-то схватил, разорвал и бросил на пол мой экземпляр „Голубых принципов“. Именно этот проступок строго запрещен положением параграфа A раздела „Изменническая деятельность“, согласно которому все заговорщики разделяют вину и обязаны понести наказание. Вряд ли это можно назвать „несущественным делом“! Почему-то я надеялся, что вы, может быть, разделите мое возмущение и сделаете все возможное для возвращения мне украденного имущества и справедливого наказания поистине виновных, но…»

«Вы не зря надеялись! – торжественно заявил Ильдефонс. – Я как раз собирался собрать новый конклав, чтобы пересмотреть результаты предыдущего совещания, на котором, как теперь кажется, эмоции возобладали над разумными соображениями. Проявите терпение! Нет никакой необходимости беспокоить Арбитра».

«Так соберите же конклав, и немедленно! Заявите с самого начала, что я оправдан по всем пунктам, и что мне нанесен непростительный ущерб – причем я требую, чтобы этот ущерб не просто возместили, но чтобы его возместили в многократном размере…»

Потрясенный Ильдефонс воскликнул: «Но это совершенно невозможное требование!»

Риальто неумолимо настаивал: «В качестве Настоятеля вы можете принять такое решение. В противном случае размеры штрафов и наказаний определит Арбитр».

Ильдефонс вздохнул: «Хорошо, я созову конклав».

«Объявите, что будут рассматриваться только два вопроса. Во-первых, вопрос о возмещении и о наложении штрафов, в трехкратном или пятикратном размере, в зависимости от серьезности ложных обвинений. Я не потерплю никаких угроз и никаких попыток уклониться от сути дела. Во-вторых, необходимо установить личность основного виновника-подстрекателя».

Ильдефонс что-то пробормотал себе под нос, но Риальто не обратил на это ни малейшего внимания: «Созовите конклав! Не позволяйте никому отвертеться! Присутствовать должны все – я в отчаянном положении и готов на все!»

Ильдефонс изобразил нечто вроде сокрушенного энтузиазма: «Все еще может кончиться хорошо. Прежде всего позвольте мне связаться с вашим единственным убежденным защитником – не считая, конечно, меня самого».

«С кем именно?»

«С Хаш-Монкуром, разумеется! Непременно следует прислушаться к его рекомендациям».

Ильдефонс подошел к другому столу и разместил маску Хаш-Монкура поверх двух отверстий, обрамленных так, чтобы они напоминали рот и ухо: «Хаш-Монкур! С вами говорит Ильдефонс! У меня важные новости! Отзовитесь!»

«Да, Ильдефонс, я слушаю. Какие у вас новости?»

«Риальто Изумительный явился в Бумергарт! Он беспокоится и сомневается в правильности наших выводов. Он считает, что на конклаве был допущен ряд процессуальных нарушений, делающих недействительными принятые решения. Более того, он требует трехкратного возмещения ущерба всеми, кто участвовал в исполнении приговора. В противном случае он угрожает представить дело на рассмотрение Арбитра».

«Непозволительная ошибка! – произнес рот на столе. – Отчаяние толкает его на безрассудные действия».

«Я попытался ему объяснить нечто в этом роде, но Риальто – настойчивый человек».

«Вы не можете убедить его в необходимости компромисса? – спросил рот. – Он не готов пойти ни на какие уступки?»

«Он не хочет ничего слышать ни о каких уступках. Он только цитирует Монстрамент и требует, чтобы ему выплатили штрафы. Кроме того, он одержим идеей о том, что все это устроил некий подстрекатель…»

Риальто прервал Ильдефонса: «Не слишком распространяйтесь, я больше не могу терять время! Созовите конклав, и дело с концом. Я не просил вас распускать сплетни о моем подавленном настроении, тем более в таких язвительных выражениях».