Риальто протиснулся вперед: в зале все оставалось почти таким же, как во время его предыдущего визита: на пьедестале стояла Ячея Правосудия, в нише светилась призма Персиплекса, и текст Монстрамента отображался на доломитовой плите. Заметная разница, однако, заключалась в том, что в этот раз текст «Голубых принципов» проецировался на плиту в зеркальном отображении.
В голове Риальто внезапно мелькнула догадка, и в тот же момент Ильдефонс взревел: «Неслыханное святотатство, предательство! Монитор показывает, что имел место хиатус!5 Кто осмелился применить это заклятие в нашем присутствии?»
«Возмутительно! – заявил Хаш-Монкур. – Пусть тот, кто это сделал, выйдет вперед и объяснит свой поступок!»
Никто не признался, но Маг Мьюн тут же удивленно воскликнул: «Монстрамент! Разве текст не был зеркально перевернут? А теперь он читается в обычной проекции!»
«Странно! – пробормотал Ильдефонс. – Чрезвычайно странно!»
Хаш-Монкур гневно переводил взгляд с одного лица на другое: «Такие подлые трюки недопустимы! Они бросают тень на достоинство каждого из нас! В свое время я лично проведу расследование этого дела, но в данный момент нас интересует трагическое доказательство вины Риальто. Давайте же изучим Монстрамент».
Риальто произнес с ледяной вежливостью: «Вы предпочитаете игнорировать факт первостепенного значения? А именно то обстоятельство, что Монстрамент проецировался в зеркальном отображении?»
Хаш-Монкур вопросительно взглянул на Риальто, потом на доломитовую плиту, а затем снова на Риальто, изображая полное замешательство: «Судя по всему, текст в полном порядке! Подозреваю, что вас подвело зрение – это часто случается, когда заходишь в полутемное помещение, привыкнув к дневному свету. Ну что же! К великому сожалению, вынужден обратить внимание ассоциации на это положение параграфа D третьего раздела, гласящее…»
«Одну минуту! – прервал его Ильдефонс. – Я тоже видел текст в зеркальном отображении. По-вашему, я рехнулся?»
Хаш-Монкур беззаботно рассмеялся: «Ошибки такого рода не свидетельствуют ни о дегенерации умственных способностей, ни об отсутствии достаточного внимания. Возможно, закусывая перед конклавом, вы съели слишком много маринованных слив или слишком часто отдавали должное превосходному элю из вашего погреба! Хо-хо! Многие здоровые и сильные люди страдают от несварения желудка! Так мы вернемся к нашему расследованию или нет?»
«Ни в коем случае! – резко оборвал его Ильдефонс. – Мы вернемся в Бумергарт и тщательно проанализируем обстоятельства, которые на каждом шагу становятся все более таинственными».
Чародеи покинули святилище, вполголоса обсуждая происходящее. Риальто задержался, чтобы осмотреть призму, и знаком остановил Ильдефонса. Когда они остались одни, Риальто сказал: «Вас может заинтересовать еще один факт – это не Персиплекс. Это подделка».
«Что? – вскричал Ильдефонс. – Не может быть!»
«Смотрите сами. Призма меньше первоначальной. Она грубо сработана. И, что важнее всего, настоящий Персиплекс не мог бы проецировать зеркальное отображение. Наблюдайте! Я вызову сотрясение, чтобы призма опрокинулась. Настоящий Персиплекс должен сразу занять прежнее положение».
Риальто ударил по витрине с такой силой, что призма упала набок – и осталась лежать на боку.
Ильдефонс повернулся к Ячее: «Арбитр! Говори! Тебя вызывает Настоятель Ильдефонс!»
Ответа не было.
Ильдефонс позвал еще раз: «Арбитр! Сарсем! Приказываю тебе: говори!»
Ячея молчала.
Ильдефонс отвернулся: «Вернемся в Бумергарт. Плохо дело! Одна тайна скрывается за другой. Все это больше невозможно игнорировать».
«Все это нельзя было игнорировать с самого начала», – заметил Риальто.
«Так или иначе, – сухо ответил Ильдефонс, – теперь я непосредственно несу ответственность за расследование. Масштабы катастрофы таковы, что придется принимать чрезвычайные меры. Вернемся в Бумергарт!»
6
Снова собравшись в Большом Зале, чародеи разговорились – поднялся многоголосый шум. Некоторое время Ильдефонс выслушивал довольно-таки бессвязные рассуждения, на высказывая никаких замечаний, быстро переводя светло-голубые глаза с одного спорщика на другого и подергивая время от времени свою уже порядком растрепанную бороду.