Сказания умирающей Земли. Том IV

Эшмиэль воскликнул: «Хорошо сказано, Ао! Разделяю твои чувства. Риальто, для кого из нас ты сделал исключение, и почему ты избавил его от наказания?»

«Я исключаю Хаш-Монкура, так как его поступкам нет оправдания. Совершив нападение на наш основной закон, он напал на всех нас, вместе взятых. Вы все стали его жертвами – не в меньшей степени, чем я, хотя ваша очередь понести ущерб настала бы позже.

Хаш-Монкуру предстоит лишиться всех магических средств и возможностей. Пока я к вам обращался, настоятель Ильдефонс уже лишил Хаш-Монкура статуса чародея. Хаш-Монкур, которого вы видите перед собой – уже не тот человек, который сопровождал нас в полете на Тучеворот. Ильдефонс уже вызвал служителей, чтобы те препроводили Хаш-Монкура в местную кожевню, где ему предложат подходящую работу.

А я теперь вернусь к себе в Фалý, где моя жизнь – надеюсь – продолжится примерно так, как она продолжалась прежде».

18

Шалукке сидела на берегу реки Тс под синими осинами, частично заслонявшими вид на усадьбу Фалý. Восстановив порядок в усадьбе, Риальто решил прогуляться и присоединиться к ней. Обернувшись, девушка заметила его приближение, но тут же вернулась к созерцанию реки.

Усевшись неподалеку, Риальто прислонился спиной к стволу осины и стал наблюдать за игрой темных бликов солнечного света на струящейся поверхности воды. Через некоторое время он повернул голову, изучая сначала деликатный профиль Шалукке, а затем изящные формы ее фигуры. Сегодня на ней были бриджи песчаного оттенка, обтягивающие в лодыжках, но свободные в бедрах, черные тапочки, белая блуза и широкий черный пояс. Темные волосы она перевязала красной лентой. «Когда-то, – думал Риальто, – она была Парагоном, образцом совершенства, „лучшей из лучших“, но кто об этом догадается теперь?»

Девушка почувствовала, что он ее разглядывает, и ответила вопросительным взглядом.

Риальто нарушил молчание: «Шалукке, дочь Зари, Фаруда! Что мне с тобой делать?»

Последняя из Парагонов снова обратила взор на реку: «Я тоже не могу понять – что мне с собой делать?»

Риальто поднял брови: «Невозможно не признать, что моя эпоха – последняя на этой планете – во многих отношениях кажется темной и тревожной. И все же ты ни в чем не нуждаешься, тебя не беспокоят враги, ты можешь делать, что хочешь. Что тебе не нравится?»

Шалукке пожала плечами: «Если бы я стала жаловаться, я показалась бы тебе капризной. Ты вел себя с безукоризненной вежливостью и обращался со мной достойно и щедро. Но я одинока. Я наблюдала за твоими разговорами с другими чародеями, и вы напомнили мне сборище крокодилов, тявкающих на грязевых отмелях реки Кайике».

Риальто поморщился: «И я тоже?»

Погруженная в блуждающие мысли, Шалукке проигнорировала вопрос: «Во дворце Восходящей Луны я была Парагоном, лучшей из лучших! Знатные господа спешили подойти, чтобы почтительно прикоснуться к моей руке. Струившийся вслед за мной аромат духóв вызывал тоскливые страстные вздохи; иногда я слышала за спиной приглушенные восклицания – насколько я понимаю, они означали восхищение. А здесь от меня все сторонятся, словно я худшая из худших! Никого не интересует, какой аромат я распространяю – духóв или свинарника. Я помрачнела, меня мучают сомнения. Неужели я настолько непривлекательна, бездарна и скучна, что все вокруг меня становится вялым и поникшим?»

Риальто поднял лицо к небу: «Нелепость! Химера! Сны наяву!»

Шалукке улыбнулась печальной, дрожащей улыбкой: «Если бы ты подвергал меня позорному обращению, если бы ты сделал меня игрушкой своих страстей, по меньшей мере я могла бы утешаться гордостью. Но твое вежливое отчуждение не оставляет мне ничего».

Риальто наконец обрел дар речи: «Ты – самая извращенная из всех капризных девчонок! Ты даже не представляешь себе, сколько раз у меня руки чесались схватить тебя – и каждый раз я сдерживался, чтобы ты могла себя чувствовать беззаботно и безопасно! И теперь ты обвиняешь меня в хладнокровии и обзываешь крокодилом! Ты предпочитаешь рассматривать мое элегантное, поэтическое самоотречение как беспомощность импотента. Кто из нас должен испытывать муки одиночества?»

Риальто вскочил на ноги, сел рядом с ней, взял ее за руки: «Самые обворожительные девушки – самые жестокие! Даже теперь ты разрываешь мне сердце едва заметными коварными чарами!»

«Даже так? Расскажи, как это у меня получилось – я попробую снова».

«Ты беспокоишься, потому что тебе кажется, что я игнорирую твое присутствие. Но по той же причине твоя гордость была бы уязвлена любым другим мужчиной, намеренным вести себя прилично, будь то Нежнейший Лоло, выражающий эмоции разрисованными ногами, или Зилифант, или даже Бизант Некроп! Тот факт, что тебя оскорбил своим благородством именно я, Риальто – всего лишь случайность судьбы. Мое тщеславие становится пыткой – неужели я настолько непривлекателен? Неужели я тебе нисколько не дорог?»

Шалукке наконец улыбнулась: «Риальто, вот что я тебе скажу. Если бы на твоем месте был Нежнейший Лоло, Зилифант или Бизант – или кто-нибудь, кроме тебя – я ни в коем случае не сидела бы здесь, нежно сжимая твои руки».