Сказания Умирающей Земли: Волшебник Мазериан; Пройдоха Кугель

— Причиной стал призрак, который ты видел в горах. Когда появляется этот призрак, в Сапонсе знают, что в Музей необходимо отправить самую красивую девушку и самого красивого юношу города. Происхождение этого обычая мне неизвестно. Так делается; так делали всегда; так будут делать до тех пор, пока Солнце не померкнет, как уголек, тлеющий под дождем, — а тогда Земля погрузится во тьму и ветры занесут Сапонс вечными снегами.

— Но что тебе известно о том, что нас ждет? Кто нас встретит, какова наша судьба?

— Такие подробности мне неведомы.

Гайял размышлял вслух:

— Маловероятно, что нас ожидает приятный сюрприз… Но во всей этой истории есть множество вопиющих несоответствий. Несомненно, ты — самая очаровательная обитательница Сапонса, и не только Сапонса, но, пожалуй, всей планеты. Но я? Я — случайный странник-чужеземец и вряд ли красавец из красавцев.

Девушка слабо улыбнулась:

— Ты выглядишь неплохо.

Гайял серьезно возразил:

— Меня, судя по всему, принесли в жертву главным образом потому, что я — пришлый незнакомец и горожане Сапонса ничего не потеряют, если я исчезну с лица Земли.

— Конечно, это соображение приняли во внимание, — согласилась Ширль.

Гайял вглядывался в горизонт:

— В таком случае давай обойдем стороной Музей Человека, избежим таким образом неизвестной судьбы, поднимемся в горы и как-нибудь доберемся до Асколаиса. Моей жажде просвещения придется уступить перед лицом очевидной неизбежности уничтожения.

Девушка покачала головой:

— Чего мы, по-твоему, добьемся благодаря такой уловке? Глаза сотни бойцов следят за нами — и будут следить, пока мы не пройдем в Музей. Если мы попробуем не выполнить свой долг, нас привяжут к столбам и заживо сдерут с нас кожу, вершок за вершком, а затем засунут в мешки и вывалят нам на головы сотни скорпионов. Таково традиционное наказание — на всем протяжении истории сапонидов к нему уже прибегали двенадцать раз.

Гайял расправил плечи и раздраженно произнес:

— Ну что ж! Я много лет хотел взглянуть на Музей Человека. По этой причине я уехал из Сфира, так что теперь я наконец найду Куратора и моя одержимость заполнением умственной пустоты найдет удовлетворение.

— Значит, тебе сопутствует невероятная удача, — заключила Ширль. — Потому что твоя заветная мечта сбывается.

На это Гайял не смог ничего ответить, и некоторое время они шагали молча. Наконец он повернулся к девушке:

— Ширль!

— Да, Гайял Сфирский?

— Нас разлучат перед тем, как нас убьют?

— Не знаю.

— Ширль!

— Да?

— Если бы мы встретились под счастливой звездой…

Он прервался.

Девушка продолжала молча идти.

Он бросил на нее недовольный взгляд:

— Ты ничего не сказала.

— Ты ни о чем не спросил! — удивленно откликнулась она.

Гайял отвернулся, глядя на Музей Человека.

Вскоре девушка прикоснулась к его руке:

— Гайял, я ужасно боюсь.

Гайял пристально смотрел на землю под ногами — у него в уме словно распустился огненный цветок:

— Видишь след на лишайнике?

— Вижу. И что же?

— Это тропа.

Ширль не понимала:

— Да, здесь прошли тысячи людей, принесенных в жертву. Значит, это тропа.

Гайял с трудом сдерживал бурную радость:

— Значит, мы в безопасности — если я не позволю заманить себя в сторону. Но ты… А! Мне придется тебя охранять. Не отходи от меня, ты должна оставаться в круге действия магического благословения. Может быть, в таком случае мы выживем.

— Не предавайся заблуждениям, Гайял Сфирский! — печально сказала девушка.

Но по мере того как они шли дальше, тропа становилась все более заметной, и настроение Гайяла соответственно улучшалось. Тем временем все ближе были развалины, отмечавшие местонахождение Музея Человека — и наконец они остановились прямо перед ними.

Почти ничто не свидетельствовало о том, что здесь когда-либо существовало хранилище всех познаний человечества. Обширный плоский участок был выложен белокаменными плитами, треснувшими и частично искрошившимися, как мел; в трещинах проросли сорняки, раздвигавшие остатки плит. Вокруг этого участка торчали несколько монолитов, источенных дождями и ветром, покрытых вмятинами и в той или иной степени обвалившихся. Когда-то они служили опорами величественному своду, но теперь ни от свода, ни от стен ничего не осталось — можно было только гадать, какими они были в древности.

Гайял и Ширль шли по ломаным белым плитам посреди напоминавших пни обломков каменных пилонов, открытых ветрам бесконечного времени и прохладным красным солнечным лучам. Мрамор тысячи раз заносило пылью с гор, и тысячи раз эту пыль смывали дожди: от тех, кто строил Музей, не осталось ни пылинки — их забыли так давно, что даже предания ничего о них не помнили.

— Подумать только! — говорил Гайял. — Какой невероятный объем знаний был когда-то сосредоточен на этом месте — и вся эта мудрость смешалась с прахом… В том случае, конечно, если не удалось спасти и сохранить Куратора.

Ширль тревожно посматривала по сторонам: