Сказания Умирающей Земли: Волшебник Мазериан; Пройдоха Кугель

Осторожно обняв ее за талию, распорядительница ритуала подтолкнула девушку вперед. Ширль сделала шаг, другой — и робко остановилась. Кастелян подвел к ней Гайяла и поставил его бок о бок со своей дочерью. Теперь два ребенка, мальчик и девочка, подбежали к ним с двумя пиалами и протянули их Гайялу и Ширли. Девушка послушно взяла чашку. Гайял тоже взял пиалу, с подозрением взглянул на ее мутное содержимое и встретился глазами с кастеляном:

— Каким зельем вы решили меня напоить?

— Пей! — приказал кастелян. — Путь покажется тебе приятной прогулкой, ты избавишься от страха и придешь к Музею Человека с легкой душой.

— Нет, — отказался Гайял. — Я не стану это пить. Я хочу все видеть, все слышать и все понимать, когда встречусь с Куратором. Я проделал долгий путь, чтобы получить такую возможность, и все мои труды окажутся бесполезными, если я буду запинаться и заикаться, оболваненный этой отравой.

Он вернул зелье мальчику.

Ширль тупо смотрела в пиалу. Гайял сказал ей:

— Советую тебе тоже не одурманиваться. Мы войдем в Музей Человека, не теряя достоинства.

Девушка неуверенно вернула чашку девочке. Кастелян нахмурился, но возражать не стал.

Старик в черном костюме вынес атласную подушку, на которой лежал кнут с рукояткой из резной стали. Кастелян взял этот кнут, подошел к обреченной паре и нанес три символических удара по спинам Гайяла и Ширли.

— Отныне и на веки веков я изгоняю вас из Сапонса. Отныне вы — отверженные, беспризорные бродяги вне закона. Ищите спасения в Музее Человека. Повелеваю вам никогда не помышлять о возвращении. Забудьте все воспоминания и оставьте все надежды на будущее здесь, в Северном Саду. Отныне и навеки вы освобождены от любых обязанностей и претензий, отныне у вас нет никакого родства и вы не можете претендовать на дружбу, любовь, товарищество или братство среди сапонидов Сапонса. Посему говорю я вам: идите! Приказываю: идите! Ступайте прочь!

Ширль закусила нижнюю губу; слезы ручьями текли по ее щекам, но она не произнесла ни слова. Понурив голову, она побрела по лишайникам тундры — и Гайял догнал ее быстрым шагом.

Возвращения не было. Некоторое время сзади доносились какие-то звуки, какое-то бормотание голосов, но в конце концов они оказались одни на равнине. Бескрайний север простирался до горизонта и за горизонт — вблизи и вдали была только тундра: унылая, тусклая, почти безжизненная. Монотонность ландшафта нарушали только руины — некогда Музей Человека, — белевшие уже не более чем в получасе ходьбы, и туда они молча шли по едва заметной тропинке.

Гайял осторожно нарушил тишину:

— Я хотел бы многое понять.

— Спрашивай! — тихо, но спокойно отозвалась Ширль.

— Почему нас изгнали и заставили идти в Музей?

— Потому что сапониды всегда так делали. Разве этой причины недостаточно?

— Может быть, достаточно для тебя, — возразил Гайял. — Но я не вижу в этом никакой причинно-следственной связи. Должен признаться: у меня в уме зияет пустота, настойчиво требующая заполнения знаниями, — я жажду удовлетворения любопытства, как бабник жаждет удовлетворения похоти. Поэтому умоляю тебя не рассматривать мои расспросы как нечто оскорбительное или чрезмерное.

Она удивленно покосилась на спутника:

— У вас на Юге все домогаются знаний с такой страстью?

— Ни в коей мере! — чуть не рассмеялся Гайял. — Всюду наблюдается заурядная нормальность умов. Люди сноровисто повторяют действия, позволявшие им прокормиться вчера, на прошлой неделе и в прошлом году. Мне неоднократно, без обиняков и во всех подробностях объясняли, что я — выродок, страдающий психическим расстройством. Меня спрашивали: «Зачем забивать голову никому не нужными сведениями? Зачем вечно к чему-то стремиться, что-то искать? Земля остывает, недалек тот час, когда каждый из нас вздохнет в последний раз. Зачем отказываться от веселья и музыки, от пиров и праздников ради каких-то маловразумительных абстракций?»

— Они правы! — одобрила Ширль. — Тебе следовало прислушаться к их советам. В Сапонсе тоже так считают.

Гайял пожал плечами:

— Ходят слухи, что демон лишил меня здравого смысла. Вполне может быть. Так или иначе, я такой, каким уродился, и мне не дает покоя одержимость новыми знаниями.

Ширль выразила понимание его смирения с судьбой:

— Тогда спрашивай! Я попробую утолить твою жажду настолько, насколько смогу.

Гайял украдкой косился на спутницу, изучая очаровательный профиль, густые черные волосы, большие блестящие глаза, темно-голубые, как сапфиры из страны Ю:

— В более подходящих обстоятельствах ты вызывала бы у меня и другие побуждения, которые я умолял бы тебя удовлетворить.

— Спрашивай, не умоляй! — повторила девушка. — Музей Человека близок, нам не осталось ничего, кроме слов.

— Почему же нас обрекли на изгнание и смерть? Почему твои соплеменники и родственники безропотно смирились с твоей судьбой?