А колдун тем временем спустился с крыльца и обошел Каменного Человека со спины, все время что-то бормоча. Камень двинулся в сторону Клэя, и колдун неотступно следовал за ним, сам же Клэй стоял совершенно неподвижно, опустив руки по швам и не сводя глаз с приближавшегося к нему камня.
Уид, выпустив руку брата, шагнула вперед и резко окликнула мать:
– Мама!
Эш повернулся и посмотрел на нее. Но она успела промчаться мимо него к крыльцу, и камень вдруг остановился и застыл на месте. Колдун спохватился и снова вперил в него свой взгляд, бормоча заклинания, голосом и жестами подчиняя камень себе, направляя его в сторону Клэя. Полностью поглощенный этим, он не заметил, что Уид почти сразу же вернулась назад, выхватила тонкий, длинный и очень острый кинжал, взмахнула им и с силой вонзила колдуну в спину сквозь пряди его длинных черных блестящих волос…
Эш, кашляя, опустился на колени, потом рухнул ничком, и Уид, наклонившись, за волосы откинула назад его голову и перерезала ему горло.
К ней тут же бросилась мать. Задыхаясь и плача, она опустилась возле колдуна на колени, обнимая и целуя его, и все причитала: «Эш, Эш, что же это, Эш!» – и ее неприбранные седые волосы падали убитому на лицо и грудь.
– Что он сделал?! Что сделала ты?! – выкрикивала она, глядя на дочь ослепшими от слез глазами.
А Каменный Человек уже успел повернуться и приблизиться к ней, издавая жуткие бессмысленные стоны агонизирующей нечеловеческой твари. Хозяйка Одрена в ужасе вскочила и попыталась убежать, но ей это не удалось. Без малейших усилий Каменный Человек перехватил жену своими руками-обрубками и, ломая ей кости, прижал к себе. А затем, по-прежнему сжимая женщину в объятиях, с трудом проковылял на неуклюжих каменных ногах к деревянной лестнице, ведущей вниз, на каменистый пляж, находившийся в доброй сотне футов от края обрыва. Впрочем, спускаться по лестнице камень не стал; он прошел мимо нее на самый край высокого и крутого утеса и, сделав последний шаг, вместе со своей добычей рухнул вниз.
Легкий ветерок, поднявшийся с восходом солнца, дул с острова на восток, в сторону моря. Клэй, дрожа и задыхаясь, скорчился на тропе перед домом. Его сестра, застыв на краю утеса, неотрывно смотрела в сияющую пустоту над безмятежным морским простором. Колдун грудой грязной окровавленной одежды валялся на земле. А в доме уже проснулись люди – они толпились в дверях, выглядывали из окон.
Уид подошла к трупу, швырнула на землю окровавленный кинжал и сказала брату:
– Все это теперь твое. Твое.
Клэй вскинул на нее ничего не понимающие глаза. Лицо его казалось совершенно бессмысленным, губы так дрожали, что он с трудом вымолвил:
– А ты куда, Лили?
– Домой.
Она прошла прямиком через сады Одрена, через господские поля, через овечий выпас, сокращая путь до своей фермы. Когда она наконец вошла во двор, солнце было уже довольно высоко, но во дворе никого не оказалось, и она поспешила в дом. Фермер, его дочь и Хови по-прежнему молча сидели там и ждали.
– Дело сделано. Все кончено, – только и сказала она.
Задавать ей вопросы они не осмелились. И только девочка Кловер все-таки спросила шепотом:
– А колдун?
– Мертв. И моя мать тоже, бедная пропащая душа.
Мужчины же так и не проронили ни слова.
– А стоячий камень разбит. – Уид глубоко вздохнула. – И мой брат вступил в права наследования.
Хови глазами указал на дверь, спрашивая, можно ли ему уйти. Уид кивнула и повернулась к девочке:
– Кловер, ты кур выпустила?
Кловер тут же скользнула во двор следом за Хови.
А фермер Лавр поднялся да так и застыл у стола, опустив руки по швам. Помолчав еще немного, он смущенно прогудел своим глубоким басом:
– Значит, теперь ты тоже туда вернешься.
– Туда? Зачем это? – Уид прошла в дальний конец комнаты, потом заглянула на кухню, налила в миску воды и принялась тщательно отмывать руки. – С какой это стати мне вас-то бросать – тебя и Кловер?
Он промолчал.
Уид снова зашла в комнату, вытерла руки какой-то тряпицей и повернулась к нему лицом:
– Ты принял меня в дом. Ты на мне женился. Ты всегда был добр ко мне. А я – к тебе. Разве что-то еще может иметь для нас значение?
Но он все стоял и молчал, так до конца и не убежденный.
– Я свободный человек, – сказала Уид.
– Бедная это свобода.
И тогда она взяла руку мужа, поднесла к губам его толстые, загрубелые от работы пальцы, поцеловала их, потом слегка оттолкнула от себя его ручищу, словно возвращая ее хозяину, и сказала:
– Давай-ка, муженек, берись за работу. Теперь нашим хозяином стал мой брат. И может быть, нам повезет и он окажется добрее предыдущих хозяев. А обед я тебе на Нижний луг принесу.
Свет домашнего очага