Сказания Земноморья

– Все эти годы, – сказала она, – нет, ты послушай меня, Клэй! – я думала, как хорошо все было раньше и как должно было бы быть теперь. Иногда думать – это все равно что видеть. Я, например, часто вижу, как отец сидит за большим обеденным столом в тот вечер, когда вернулся из похода домой, как он смеется, как он нас с тобой обнимает, как крепко прижимает нас к своей груди. А потом я вижу, как Эш лежит ничком здесь, в моем фермерском доме, на полу, и его кровь ручейками растекается во все стороны, словно я случайно пролила воду из таза для мытья посуды. А иногда все вокруг меня вдруг становится прозрачным, точно окутанным легким туманом или вуалью, – и ферма, и холмы, и люди, – а потом этот туман словно тает под солнечными лучами, и я вижу странные вещи: долины, заваленные серыми камнями, какие-то огромные дома, бесконечные толпы людей, но никаких ферм, овец или еще чего-то знакомого, совсем ничего, только лица людей, которых повсюду множество, и все они что-то говорят, только я их не понимаю, да и меня никто из них не видит, хотя я там, среди них, но они проходят, проходят, проходят мимо, не замечая меня, и голоса их сливаются в неразборчивый рев, точно разбушевавшееся море, а в толпе вспыхивают яркие огни, вспыхивают и слепят всех своим светом, и огней этих все больше, больше, больше… А я говорю себе: да вон же они там – и холмы, и фермы; они должны там быть, они же были там всегда; и как только я начинаю убеждать себя в этом, те незрячие люди начинают постепенно исчезать, таять, и я наконец опять возвращаюсь сюда, опять слышу в тишине негромкое мычание скота, и пение птиц, и шорох листьев на ветвях. И вот тогда все мои мысли об отце, о матери и о том, как мне уничтожить Эша, словно съеживаются и на какое-то время исчезают, оставляя меня в покое. Однако ночью они вновь возвращаются. А я думаю: господи, сколько же раз это еще должно повториться? – Уид умолкла.

А Клэй, озадаченный ее страстным монологом, но по-прежнему сгоравший от нетерпения, а потому все же слушавший ее вполуха, так ничего ей и не сказал.

В тишине было слышно, как жужжат пчелы, заинтересовавшись красными цветами фасоли на ближней грядке; за домом фермера шелестели листвой старые ивы.

– Ну, значит, так, – прервал молчание Клэй, – сегодня вечером я иду к стоячему камню.

Его сестра промолчала, но потом, побежденная его решимостью, все же попросила мягко:

– Пойди лучше утром, на рассвете. Я каждое утро туда хожу. Ношу отцу воду и немного еды. Эш знает об этом. Он как-то объявился там – несколько лет назад, – все меня выслеживал. Посмеялся, да и прочь пошел. Хотя на рассвете его там точно не будет. Они в Большом доме поздно встают. Так что в любом случае лучше утром пойти, только попозже.

Клэй некоторое время сопротивлялся, о чем-то размышляя, потом согласился:

– Ладно. Тогда я здесь и переночую.

Сестра кивнула, повернулась и пошла в дом.

Туман прокрался в поля с наступлением темноты и на этот раз стелился совсем низко, не выше пояса. Светильник, который несла Уид, иной раз оказывался над уровнем тумана и, покачиваясь, освещал его неровную бледную поверхность, похожую на расплывшуюся по всей округе пену или на выпавший снег. Там, где туман успел подняться выше, свет фонаря съеживался, превращаясь в полупрозрачный шар. Клэй, правда, сразу сказал, что никакого светильника с собой брать не нужно, но Уид его не послушалась и заявила: «Нет уж, лучше я сделаю так, как всегда». Она зажгла свечу в старинном бронзовом фонаре, отделанном рогом, и первой уверенно двинулась по знакомой тропе. Ее брат шел следом, то и дело спотыкаясь или даже останавливаясь, чтобы нащупать тропу на неровной поверхности пашни или среди заросшего жесткой травой пастбища. Он неотступно следовал за светом фонаря, который постепенно опускался все ниже и ниже, и наконец увидел прямо перед собой вход в ту узкую лощину, где был стоячий камень.

– Потуши свет, – шепотом приказал Клэй, и Уид послушно задула свечу.

Туман вокруг сперва вроде бы потемнел, а потом снова посветлел. Небо и воздух были одного цвета, бледно-серого, и постепенно становились все светлее. В полной тишине были слышны лишь глухие удары морских волн об утесы.

Уид не двигалась, остановившись на некотором расстоянии от камня. Ее брат тоже словно застыл. Так они стояли довольно долго, пока Уид не прошептала:

– Скоро совсем рассветет.

И через несколько минут услышала, как Клэй начал произносить слова заклинания – сперва совсем тихо, хотя и от этих звуков у нее волосы зашевелились на голове, а все тело охватила дрожь. Она замерла, стиснув руки и всем своим существом следуя магическим словам; она страстно желала, чтобы заклятие подействовало, чтобы чары исчезли, чтобы камень открылся, чтобы отец вышел и оказался рядом с ними.

Губы Уид беззвучно шевелились, повторяя: «Отец, отец, отец…»

Теперь всю лощину затянуло какой-то неясной дымкой, не особенно темной, но разглядеть что-либо сквозь нее было невозможно.