Сказать почти то же самое. Опыты о переводе

Diotallevi – Gott schuf die Welt, indem er sprach. Er hat kein Telegramm geschikt.

Belbo – Fiat lux. Stop. Brief folgt.

Casaubon – Vermutlich an die Thessalonicher. (Kroeber)

[†Диоталлеви – Бог создал мир, произнося слово. Никакой телеграммы он не отправлял.

Бельбо – Да будет свет. Точка. Следует послание.

Казобон – Наверное, к Фессалоникийцам. (нем., Кребер)]

Хуже пришлось переводчику на английский. Реплики основаны на том, что в итальянском (как, впрочем, во французском и в немецком) одно и то же слово используется для обозначения как почтовых отправлений, так и посланий святого Павла{ 75}. Но по-английски последние называются не letters («письма»), a epistles («послания»). Поэтому, если бы Бельбо сказал letters, была бы непонятна отсылка к святому Павлу; если же, напротив, он сказал бы epistle, была бы непонятна отсылка к телеграмме. И вот вместе с переводчиком было принято решение видоизменить диалог так, как он воспроизведен ниже, иначе распределив меру ответственности за остроту:

Diotallevi — God created the world by speaking. He didn’t send a telegram.

Belbo – Fiat lux, stop.

Casaubon – Epistle follows. (Weaver)

[†Диоталлеви – Бог создал мир, произнеся слово. Телеграммы он не отправлял.

Бельбо – Да будет свет, точка.

Казобон — Следует послание. (англ., Уивер)]

Здесь уже Казобон берет на себя двойную функцию, обыгрывая как связь между посланием и телеграммой, так и отсылку к святому Павлу, а от читателя требуется восполнить пассаж, остающийся неявным и недоговоренным. В итальянском игра основана на тождестве слов, или обозначающих, а в английском она основана на тождестве значения двух различных лексем, которое необходимо обнаружить путем логического вывода.

В этом примере я предложил переводчику пренебречь буквальным значением оригинала, чтобы сохранить его «глубинный смысл». Можно было бы возразить, что я, автор, навязал авторизованную интерпретацию своего текста, нарушив принцип, по которому автор не должен предлагать никаких предпочтительных интерпретаций.

Но переводчик сам первым понял, что буквальный перевод здесь не подойдет, а мой вклад ограничился тем, что я предложил некое решение. Обычно дело не столько в том, что автор оказывает влияние на переводчика, сколько в том, что переводчик, прося авторской поддержки в вопросе об изменении, которое считает чересчур смелым, дает ему возможность понять, каков был истинный смысл того, что он, то есть автор, написал. Должен сказать, что английский вариант кажется мне более взрывчатым, чем оригинальный, и, если бы мне предстояло переписывать роман заново, я принял бы именно его.

* * *

Все в том же моем «Маятнике Фуко» я вкладываю в уста героев множество цитат из литературных произведений. Роль этих цитат состоит в том, чтобы показать, что герои способны смотреть на мир не иначе как через призму цитаты. Так, в главе 57, где описывается поездка на машине через холмистую местность, итальянский текст гласит:

…man mano che procedevamo, l’orizzonte si faceva pi`u vasto, bench'e a ogni curva aumentassero i picchi, su cui si arroccava qualche villagio. Ma tra picco e picco si aprivano orizzonti interminati – al di l`a della siepe, come osservava Diotallevi…

[…по мере того как мы продвигались вперед, горизонт раздвигался все шире, хотя на каждом повороте все росли и росли вершины, на которых ютились деревеньки. Но между вершинами открывались беспредельные дали – где гуляем лишь ветер… да я!.. как отметил Диоталлеви…]