Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

[† Может, от задержки дыхания у него помутилось в голове, вода проникала в маску, затуманивала формы и оттенки цветов. Он высунул голову, чтобы набрать в легкие воздуха, и снова поплыл по краю плотины, вдоль трещин и разломов, где открывались меловые проходы, куда заходили виноцветные арлекины, а на скале он увидел рака с перламутровым гребнем, который, чуть покачиваясь от медленного дыхания и помавания клешнями, бездействовал над сетью из кораллов (они походили на те, что он знал, но располагались, как хлеба и рыбы, никогда не иссякающие).

То, что он увидел теперь, было не рыбой, но и не листом: несомненно, нечто живое, вроде двух широких ломтей белесоватого вещества, окаймленных кармином, и веер из перьев; а там, где мы ожидали бы увидеть глаза, – два рожка из шевелящегося сургуча.

Сирийские полипы, похотливо извиваясь, показывали алую крупную губу посередине и ублажали заросли ментул-альбиносов с амарантовыми головками; розовые рыбешки в оливковых крапинках ласкали пепельно-серые кочаны, усеянные алыми пятнышками, полосатые корневища из черноватой меди… А дальше виднелись пористая лиловатая печень какого-то крупного животного, или фейерверк из ртутных арабесок, игольчатые купы кровоточащих терний и, наконец, нечто вроде чаши из дряблой жемчужницы… (исп., Лосано)]


Хотя переводчики сделали все, что было в их силах, чтобы прислушаться к моим предложениям относительно цветовой гаммы, следует отметить, что во фразе si vedeva il fegato poroso color colchico di un grande animale я оставил цвет неопределенным, поскольку colchico{ 73} может означать желтый, лиловый или какой-нибудь иной цвет.

Однако Уивер остановился на saffron («шафрановом»), а Кребер – на lilarote («красно-лиловом»). Уивер говорит о cypress-polyps («кипарисовых полипах»), Скифано – о polypes ocell'es («полипах, покрытых глазами»), Лосано – о p'olipos sirios («сирийских полипах»), хотя в оригинале речь шла о polipi soriani («полипах тигровой окраски»), вызывающих в памяти тигровую мантию. С точки зрения здравого смысла это значит рассказывать разные истории, и, если бы в школе прилагательное soriano («тигровой окраски») перевели как ocell'e («покрытый глазками»), за это можно было бы с полным правом поставить двойку.

Немецкий переводчик нашел для моих полипов тигровой окраски выражение getigerte Polypen («тигровые полипы»). Вероятно, это выражение позволило ему поддержать ритм своего дискурса, тогда как Уивера, Лосано и Скифано смутил бы столь буквальный эквивалент – еще и потому, что полоски напрямую упоминаются чуть выше, где говорится о tuberi tigrati («клубнях в полоску»), которые как раз и превращаются в striped tubers («полосатые клубни»), tubercules tigr'ees («клубни в полоску») и raigones listados («полосатые корневища»), в то время как Кребер, который уже использовал прилагательное getigerte («тигровый»), решительно меняет и форму, и цвет, говоря о gelblich geflammte Knollen schw"arzlichen Astwerks («пламенеющих желтизной клубнях с черноватыми ветками»).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука