Сказать почти то же самое

В лучшем случае здесь можно отметить следующее: транскрипция – это также отношение между неким алфавитом, выраженным графически, и соответствующими звуками. Структура итальянского алфавита почти схожа со структурой азбуки Морзе: если не принимать в расчет отдельных исключений (вроде букв с и g, которые могут читаться либо как «к» и «ч», либо как «г» и «дж», или же таких сочетаний, как gn и sc, которые читаются как «нь» и «ск» либо «ш»), в целом всякой букве соответствует один определенный звук – особенно в том случае, если используются ударения и, например, è открытое отличается от é закрытого. Как бы то ни было, образцом транскрипции был бы особый алфавит, снабженный диакритическими знаками. Все прочее – это супрасегментные вариации (способы произношения, различные интонации и т. п.), не оказывающие влияния на систему языка. Можно было бы дать компьютеру текст, написанный по-итальянски, и автоматически получить его фонетический «перевод», опознаваемый, по крайней мере, для всех, кто говорит по-итальянски. Супрасегментные вариации были бы значимы только в высказываниях наподобие тех, что делаются в театре, где в счет идет динамика, эмфаза, тембр голоса. Но это именно явления субстанции, которые, как мы увидим далее, обретают значение лишь в текстах с эстетической функцией.

Полностью противоположен этому английский язык. Чтобы показать, насколько он сложен, Джордж Бернард Шоу спрашивал: «как произнести по-английски слово ghoti?» – и отвечал: «fish» (фиш). Сочетание знаков gh в таком случае должно читаться «ф», как в слове laugh («лаф»); буква i – «и», как в слове women («уимин»), а знакосочетание ti – «ш», как в слове nation («нэйшн»). Но можно было бы говорить о некой возможной автоматической транскрипции, принимая во внимание не переход от звука к букве алфавита (и наоборот), а переход от звучания к целому писаному слову (и наоборот), основываясь на сложной совокупности правил, где было бы предписано, ка́к нужно по-разному произносить такие английские слова, как laugh (лаф) и Maugham (Моэм), rush (раш) и bush (буш), plow (плау) и row (pay) – и так далее.

10.4. Интрасемиотическая интерпретация

Интрасистемная интерпретация происходит в пределах одной и той же семиотической системы, и это те случаи, когда Якобсон обобщенно говорил о переформулировке. Есть любопытные случаи интрасистемной, или же интрасемиотической, интерпретации в несловесных системах.

Прибегнув к некоторой метафорической вольности, мы могли бы говорить о переформулировке, когда какое-либо музыкальное сочинение переводится в другой лад, из мажора в минор или (в древности) из дорийского лада во фригийский. Или же в том случае, когда копируется рисунок, когда уменьшается в масштабе или упрощается (либо, напротив, становится подробнее) географическая карта. В этих случаях тот факт, что одно и то же содержание выражается разными знаками, также заставляет думать, что здесь проявилось желание точнее ограничить форму содержания (например, благодаря упрощению карты, более четкой обрисовке контуров той или иной страны или области), но при этом мы всегда остаемся в пределах одной и той же формы и одного и того же континуума, или материи, содержания (звукового, зрительного и так далее). Всякий раз, когда уменьшается масштаб, меняется субстанция выражения, но меняется она и в тех случаях, когда одна и та же фраза произносится двумя разными людьми, криком или шепотом, и это изменение принимается как несущественное благодаря желанию истолковать смысл высказывания.

Предположим, в архитектурном институте выставляется модель Колизея в уменьшенном масштабе. Если нужно, чтобы эта модель сохраняла в неизменности соотношения между различными элементами Колизея, то уменьшение масштаба будет несущественным. Если нужно, чтобы расцветка поверхностей воспроизводила расцветку реального памятника, можно считать несущественным то, из какого материала изготовлена модель: из дерева, гипса или бронзы (или, если имеются умелые ремесленники, – из шоколада). Но тот, кто использует эту модель, должен знать, что он использует именно модель, нечто вроде «пересказа», или «парафразы», Колизея, и ему не следует думать, будто он восхищается каким-нибудь удивительным произведением римского ювелирного искусства, как восхищаются, например, солонками Челлини{♦ 147}.