«Сказать все…»: избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков

Некоторые места разных булгаринских записок, хорошо известных по публикации Б. Модзалевского, находят теперь явную параллель в ноябрьской «экспертизе» – совпадают даже любимые словечки автора (вроде frondeur и др.); в своих записках 1826 года – о «лицейском духе» и «Арзамасе» – Булгарин особенно сильно нападал на «высокомерных насмешников», постоянно скорбел о молодежи, не имеющей должного направления. Очень характерно для него и явное преувеличение отрицательной роли «нелюбимых» лиц и заведений. Так, Царскосельский лицей, по Булгарину, едва ли не главный рассадник зла:

«И как, с одной стороны, правительство не заботилось, а с другой стороны, частные люди заботились о делании либералов, то дух времени превозмог – и либерализм укоренился в лицее, в самом мерзком виде. Вот как возник и распространился лицейский дух, который грешно назвать либерализмом. Во всех учебных заведениях подражали Лицею, и молодые люди, воспитанные дома, за честь поставляли дружиться с лицейскими и подражать им»⁴³.

Подобным образом Булгарин ухитряется представить Вяземского и даже весьма умеренного Погодина «хуже отчаянных заговорщиков»…

Итак, перед нами еще один булгаринский текст против Пушкина и его друзей, который легко связывается с другими документами политического сыска; еще одно подтверждение давнего вывода Б. Модзалевского: «Булгарин, ретиво помогавший III Отделению, особенно в начале его деятельности, по-видимому, как доброволец-осведомитель»⁴⁴.

Булгаринская «экспертиза» не осталась без последствий. Прочитав весьма интересную для него записку о Погодине, Бенкендорф 26 ноября 1826 года отправил секретное письмо жандармскому полковнику И. Бибикову в Москву:

«Известный Михаил Погодин, талантливый молодой человек, только что окончивший курс в Московском университете, получил разрешение основать новый журнал под названием „Московский вестник“.

Некоторые признаки, совпадающие в разных источниках, возбудили подозрение относительно политических убеждений юного публициста. Я прошу не терять из виду интимные связи этой особы, так же как его соратников, среди которых корифеи князь Вяземский и Пушкин (Александр). Вы меня бесконечно обяжете, если найдете средство получить и представить нам в копиях поэтические отрывки, которые сей последний собирается передать Погодину для публикации в его журнале»⁴⁵.

4 декабря 1826 года И. Бибиков сообщал о получении приказа и его выполнении; у московского жандарма были, однако, более точные представления о Погодине – как человеке «скромном, умеренном и имеющем здесь хорошую репутацию». Во всяком случае, Бибиков рекомендовал начальству сдержанность в разысканиях и сообщал, что «не смог получить стихи, которые Пушкин послал Погодину для публикации в его журнале, – он (Пушкин) еще не вернулся в Москву»; затем Бибиков оставлял тему Погодина и Пушкина, но извещал шефа о какой-то потаенной переписке прокурора Жихарева с Тургеневым («de sa correspondance clandestine avec Tourgeneff»⁴⁶). Продолжением этой переписки, без сомнения, явился отчет Бибикова, отправленный Бенкендорфу три дня спустя (7 декабря 1826 года) и обнаруженный в свое время Б. Модзалевским: