Читаем «Сказать все…»: избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков полностью

Можно, конечно, для справедливости заметить, что существовали в мире страны с еще более деспотическими режимами, чем Россия; например, известный правитель Афганистана и Ирана Надир-шах в середине XVIII столетия насыпал целую гору из человеческих глаз, вырванных у своих врагов… Однако об азиатских деспотиях сейчас не будем толковать; констатируем, что 130 лет назад Россия по сравнению с большинством европейских стран, можно сказать, была страной слабо развитых обратных связей (мы подразумеваем рынок в экономике, гласность и демократию — в политике).

Отчего же?

На самые сложные вопросы люди любят ответы ясные, простые; английский историк Крейтон заметил, что «читатели впадают в нетерпение от сложности человеческих дел и подходят к истории в том настроении, как идут на политический митинг».

Простым объяснением «российского деспотизма» была география: еще великий Монтескье учил, что самые тиранические режимы обычно утверждаются над большими пространствами; однако факты порой противоречили: в огромной империи Карла V (1516–1555), над которой, как известно, никогда не заходило солнце (Испания, Германия, Нидерланды, Италия, Южная Америка и другие заморские владения), — в этом государстве все же сохранились разные политические институты, не позволявшие монарху слишком уж «разгуляться». Крупнейшим по европейским понятиям королевством была Речь Посполитая (Польша, Литва, Белоруссия, Украина), но там была скорее не самодержавная монархия, а дворянская анархия.

Просто и ясно объяснял причину российского отставания царь Петр Великий: «Западная Европа раньше нас усвоила науки древнего мира, и потому нас опередила, мы догоним ее, когда в свою очередь усвоим эти науки».

Действительно, многие европейские государства возникли на развалинах Римской империи, на почве, «пропитанной Античностью»: за несколько веков до Киевской Руси, в середине V века, уже были налицо королевства франков, англосаксов; несколько позже — вестготское в Испании. Однако ряд государств, у которых Петр был склонен учиться, возникли позже и вдали от Рима; в частности, главный противник — Швеция, где первые короли появляются примерно тогда же, когда и великие князья киевские (Античность решительно ни при чем!); однако даже своевольному Карлу XII приходилось считаться с ригсдагом (парламентом), шведские же крестьяне в ту пору — зависимые, но отнюдь не крепостные.

В молодости я написал некий труд, где предлагал читателю вообразить, как в XI веке при въезде в столицу киевского князя его слуги и дружинники избивают толпу, издеваются над простым людом. Дмитрий Сергеевич Лихачев, которому попала на отзыв эта работа, отнесся к ней с незаслуженной снисходительностью, но между прочим заметил, что описываемая автором картина отношений между князем и народом Киевской Руси — «куда более вероятна для России XVI века и последующих».

Действительно, в XI–XIII веках Русь меньше отличалась от Европы, чем позже…

Из 1980‐х — в 1860‐е — в 1100‐е…

Стоит ли отправляться столь далеко; неужели корни сегодняшних событий прослеживаются уже в тех веках?

Стоит, стоит… Что такое 700–800 лет? Всего 30–35 поколений. В сущности, совсем немного по сравнению с парой тысяч предков, отделяющих каждого из нас от обезьянолюдей…

15 июня 1215 года на Раннимедском лугу близ Виндзора английский король Иоанн Безземельный подписывает Великую хартию вольностей, а 50 лет спустя следующий король, Генрих III, вынужден присягнуть первому парламенту; Генеральные штаты во Франции, кортесы в Испании, сеймы в Скандинавских странах появляются на свет примерно в одно время. В тех собраниях заседают, решая государственные дела, феодалы, духовенство, горожане, а кое-где даже и крестьяне.

Меж тем в 1211 году во Владимире князь Всеволод Большое Гнездо тоже созывает собрание разных сословий. Кроме Новгорода, вече функционирует и во многих других центрах Древней Руси.

Еще немного, еще несколько поколений, одно-два столетия, и — легко вообразим — Древняя Русь дальше продвигается по европейскому пути. Растут города; княжеская власть усиливается одновременно с вече, «парламентами»; складывается одно, а может быть (учитывая огромные расстояния) — несколько восточнославянских государств, приближающихся по типу развития к Польше, Германии и другим европейским королевствам. Но не сбылось…

Монгольское нашествие, думаем, определило во многом то «азиатское начало», которое обернулось на Руси крепостным правом и лютым самодержавием.

Монгольское иго… Нам сегодня, постоянно рассуждающим об угрозе ядерной катастрофы, о сотнях миллионов возможных жертв, иногда представляются мизерными, несопоставимыми горести далеких предков… И напрасно!

Точной статистики, конечно, нет, но, по мнению некоторых исследователей, например, 40‐миллионное население тогдашнего Ирана (немного меньше, чем ныне!) сократилось после монгольского удара более чем в четыре раза!

Завоеватели многих убили, иных увели в плен, однако большая часть жизней была взята голодом, так как нашествие разрушило каналы, сожгло поля…

Перейти на страницу:

Все книги серии Филологическое наследие

«Сказать все…»: избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков
«Сказать все…»: избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков

Натан Яковлевич Эйдельман (1930–1989) — ведущий исследователь отечественной истории и культуры, любимый многими поколениями читателей за неоценимый вклад в изучение и популяризацию истории XVIII–XIX веков.В эту книгу вошли работы автора, посвященные как эволюции взглядов его главных героев — Пушкина, Карамзина, Герцена, так и формированию мировоззрений их антагонистов. Одним из самых увлекательных повествований в книге оказывается история ренегата — «либерала-крикуна» Леонтия Дубельта, вначале близкого к декабристам, а затем ставшего одним из самых ревностных охранителей николаевского режима.Книга завершается пророческим анализом истории российских реформ, начиная с эпохи Петра I и заканчивая перестройкой. «Революция сверху в России», написанная в 1989 году, стала политическим и историософским завещанием Эйдельмана, который, предвидя свой скорый уход, торопился передать обществу, стоящему на пороге новых радикальных перемен, и свои надежды, и свои опасения по поводу его будущего.

Натан Яковлевич Эйдельман , Юлия Моисеевна Мадора , Ю. Мадора

Культурология / История / Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1. Время символизма
Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов, Зинаида Гиппиус… В первый том посмертного собрания статей выдающегося филолога, крупнейшего специалиста по литературе серебряного века, стиховедению, текстологии и русской модернистской журналистике Николая Алексеевича Богомолова (1950–2020) вошли его работы, посвященные русским символистам, газете «Жизнь» и ее авторам, а также общим проблемам изучения русской литературы конца XIX — начала ХХ веков. Наряду с признанными классиками литературы русского модернизма, к изучению которых исследователь находит новые подходы, в центре внимания Богомолова — литераторы второго и третьего ряда, их неопубликованные и забытые произведения.Основанные на обширном архивном материале, доступно написанные, работы Н. А. Богомолова следуют лучшим образцам гуманитарной науки и открыты широкому кругу заинтересованных читателей.

Николай Алексеевич Богомолов

Литературоведение
Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 2. За пределами символизма
Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 2. За пределами символизма

Михаил Кузмин, Осип Мандельштам, Алексей Крученых… Во второй том посмертного собрания статей выдающегося филолога, крупнейшего специалиста по литературе серебряного века, стиховедению, текстологии и русской модернистской журналистике Николая Алексеевича Богомолова (1950–2020) вошли его работы, посвященные пост-символизму и авангарду, публикации из истории русского литературоведения, заметки о литературной жизни эмиграции, а также статьи, ставящие важные методологические проблемы изучения литературы ХХ века. Наряду с признанными классиками литературы русского модернизма, к изучению которых исследователь находит новые подходы, в центре внимания Богомолова – литераторы второго и третьего ряда, их неопубликованные и забытые произведения. Основанные на обширном архивном материале, доступно написанные, работы Н. А. Богомолова следуют лучшим образцам гуманитарной науки и открыты широкому кругу заинтересованных читателей.

Николай Алексеевич Богомолов

Литературоведение

Похожие книги

Повседневная жизнь египетских богов
Повседневная жизнь египетских богов

Несмотря на огромное количество книг и статей, посвященных цивилизации Древнего Египта, она сохраняет в глазах современного человека свою таинственную притягательность. Ее колоссальные монументы, ее веками неподвижная структура власти, ее литература, детально и бесстрастно описывающая сложные отношения между живыми и мертвыми, богами и людьми — всё это интересует не только специалистов, но и широкую публику. Особенное внимание привлекает древнеегипетская религия, образы которой дошли до наших дней в практике всевозможных тайных обществ и оккультных школ. В своем новаторском исследовании известные французские египтологи Д. Меекс и К. Фавар-Меекс рассматривают мир египетских богов как сложную структуру, существующую по своим законам и на равных взаимодействующую с миром людей. Такой подход дает возможность взглянуть на оба этих мира с новой, неожиданной стороны и разрешить многие загадки, оставленные нам древними жителями долины Нила.

Димитри Меекс , Кристин Фавар-Меекс

Культурология / Религиоведение / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги