Скажи Алексу, чтобы не ждал

До сих пор декабрь был мягким, но сейчас, похоже, начинается метель: дует сильный ветер, в воздухе висит тревожное ожидание. Алекс все равно садится на велосипед: холод всегда был ему по душе – благодаря наследию русской матери, ну, или так ему хочется верить. Njanja связала шарф из хорошей довоенной шерсти, которым Алекс плотно обматывает шею, на голове у него – старая меховая шапка отца, проверенная русскими морозами. Осталось только купить приличную зимнюю обувь. Форменные сапоги держат тепло, но Алекс предпочитает не надевать их, если есть такая возможность, – уж лучше промочить ноги и замерзнуть. Велосипед новый, или, по крайней мере, новый для Алекса: он купил его у Ганса, который не переставал жаловаться на его, велосипеда, странности.

Алекс тогда рассмеялся:

– Что значит «плохо везет»? Это же не какой-нибудь строптивый скакун, а обычный велосипед.

Однако Ганс настаивал на том, что у этого велосипеда есть свой характер, причем весьма капризный характер, и Алекс, который тоже умеет упорствовать, ответил:

– Если не веришь, то продай велосипед мне, и я докажу тебе обратное.

На самом деле для обоих сделка оказалась довольно выгодной: добавив к своим накоплениям несколько рейхсмарок Алекса, Ганс смог купить у сокурсника старый велосипед, да и Алекс поначалу тоже был доволен.

Но теперь, проездив на этом велосипеде некоторое время, он вынужден признать, что Ганс, возможно, был прав. Чем ближе он подъезжает к дому Ангелики, тем тяжелее становится крутить педали – по крайней мере, так кажется в последние дни. Ангелика уехала встречать Рождество с семьей. С мужем. Так они условились с самого начала, и все же… теперь почему-то больно. Кроме того, Ангелика собралась в спешке, причем утром, когда Алекс находился в университете, и он не может отделаться от ощущения, что к этому причастна Элизабет. Однажды, вернувшись с семинара, он увидел, как Ангелика, бледная и маленькая, выбегает из дома его родителей. Конечно, Алекс бросился за возлюбленной, но та не захотела с ним говорить, и за ужином Элизабет выглядела суровее обычного.

«Она хочет как лучше, потому что заботится о тебе», – любит повторять отец. Забота Элизабет – оправдание всему. Забота позволяет Элизабет отвергать все, что не соответствует ее идеалам, все, что делает Алекса счастливым. Забота – инструмент, с помощью которого Элизабет диктует условия даже в тех краях, куда не дотягивается сам фюрер. Ее братья – большие шишки в партии. Если бы не отец, думает Алекс, если бы не отец и Njanja, то они с Ангели сбежали бы в Россию – необязательно жениться, лишь бы быть вместе, – он стал бы художником или бродягой… Его останавливают отец и Njanja – последние люди, с кем он делит память о своей настоящей матери. И возможно, немного останавливает вермахт: дезертирство карается смертью.

Ангелика так и не рассказала о том, что произошло в доме Шморелей, на все вопросы качала головой и говорила, что они с Элизабет просто болтали, и его, Алекса, не должны интересовать пустые женские разговоры. А потом она уехала к мужу, не дождавшись Алекса, не поцеловав его на прощание. Было оговорено, что она вернется после праздников и останется в Мюнхене по меньшей мере до Пасхи – чтобы продолжить обучение, конечно. Все давно решено, господин директор даже объявил об этом в циркуляре своим ученикам. И Алекс твердо верит, что Ангелика вернется, в наше время во многое надо верить, просто верить. Теперь в войну вступила Америка – не совсем на стороне русских, но против Германии, в американцев тоже надо верить. Только велосипед, велосипед больше ни во что не верит, объезжает каждый газетный киоск и с трудом двигается, когда Алекс в очередной раз хочет проехать мимо дома Ангелики. Алекс сопротивляется изо всех сил, крутит и крутит педали, крутит и крутит, даже насвистывает по ветру русские песни. Вот он проезжает мимо нужного дома, и крутить педали сразу становится легче. Держись, Aljosha, Ее Светлость скоро вернется! Держись, Россия-матушка, никому тебя не одолеть!

Несмотря на надвигающийся холод, дорога не скользкая, просто мокрая. В любом случае сегодня Мюнхен выглядит совсем не празднично: в окнах вместо рождественских свечей – свастики, в глазах детей вместо радостного блеска – слезы и уныние, домохозяйки мечутся от одного пустого прилавка к другому: надо же купить хоть что-то, что сделает этот вечер святым. Элизабет снова купит маленькую елочку и украсит ее блестящими игрушками. Брат и сестра Алекса – католики, у них свое Рождество. Алекс будет стоять рядом с ними и чувствовать себя чужим на этом празднике, зная, что его собственное, настоящее, Рождество еще впереди. Тогда Njanja приготовит праздничный ужин из тех продуктов, которые ей удастся найти, и вечером они пойдут на православную вечернюю службу, только отец, Njanja и он. Церковь будет украшена белыми цветами, и старинные священные песни, запрещенные в нынешней России, будут звучать здесь по-прежнему, а по дороге домой они будут говорить о Наталье. Таким будет Рождество Шурика.