Скажи, что будешь помнить

– Пища вкуснее, если ее заработал, – сказал он.

Я пожал плечами:

– Пища есть пища.

Разочарование на его лице, как удар под дых, но я даже не шелохнулся. Глазом не моргнул. Потом он ушел, я сел, а солнце стало клониться к западному горизонту. Все, включая взрослых, ушли, и у скалы остался я один. Издалека долетали смех и голоса ребят, занятых установкой палаток, дым от костра и соблазнительный запах жарящегося мяса, вызвавший ворчание пустого желудка.

Одному не так уж хорошо. Одиночество ужасно. Но так было спокойнее. И чем выше становилась стена, которой я окружал себя, тем в большей безопасности я себя ощущал.

За спиной треснул прутик под ногой. Я оглянулся и, не сдержавшись, выругался – Маркус. Он приземлил свою задницу рядом, и я уже ждал, что вот сейчас услышу одну из тех двух тысяч лекций, которые он читал мне на протяжении долгих месяцев пребывания в центре содержания несовершеннолетних. Однако Маркус молчал. Просто сидел, и мы вдвоем смотрели на скалу с таким чувством, будто она могла в любой момент ожить и сожрать нас обоих.

Колокольчик позвал к обеду, голоса зазвучали веселее, оживленнее, на ветру заколыхался смех, но Маркус не шевельнулся и даже глаз от скалы не оторвал.

– Тебе надо поесть, – сказал я. – Малыши и не подумают что-то кому-то оставить.

– Не станешь есть ты, не буду и я.

Он так зацепил меня своим упрямством, что я снова выругался.

– Нет у меня сил.

– Ты про скалу?

Я покачал головой:

– Про все. Выйду из программы, вернусь домой, облажаюсь и снова все заново, потому что вот такой я есть.

Маркус шумно выдохнул и поднялся с моим снаряжением в руках.

– Надевай.

Только я открыл рот, чтобы возразить, как наткнулся на его колючий, сердитый взгляд.

– Надевай, – приказал он таким резким тоном, что я понял – сейчас с ним лучше не связываться.

Я поднялся, надел снаряжение, но лезть, конечно, никуда не намеревался. Посмотрел – Маркус тоже собирается.

– Ты ведь уже поднимался.

– Да. – Он смотрел мне в глаза. – Поднимался. Так что следуй за мной, и я покажу тебе самый легкий путь наверх. Иногда это все, что бывает нужно. Чтобы кто-то показал, как попасть куда надо.

Моргаю. Каждый раз, вспоминая тот эпизод, не могу сдержать эмоций, и даже слезы подступают к глазам. Грудь сдавило, горло жжет, и я выдыхаю, стараясь не поддаться чувствам. Гитара как будто наливается свинцом и давит на колени. На ту скалу мы все-таки поднялись, и я, оказавшись на вершине, не удержался и расплакался. Что-то во мне сломалось, и, как оказалось, именно это и требовалось: разбить, чтобы сложить кусочки заново.

В тот день мою жизнь спас Маркус. Он спас меня тогда, а теперь пришло время ответить на добро добром. Он протащил меня через мои страхи, и теперь у меня достаточно сил, чтобы вытащить его.

– Знаешь, я от своего плана отказываться не собираюсь. К тому же у тебя в запасе есть еще год, и ты ничего не потеряешь, если подашь заявку на следующий.

– Что-то мне подсказывало, что ты так и скажешь. – Маркус снова начинает играть, и теперь уже я иду за ним. – Мы с Домиником договариваемся насчет того, чтобы взять Келлен и Холидей на озеро на то время, пока вы с Экслом будете работать за городом. Он считает, что обратиться к Холидей лучше мне, чтобы она не вообразила, будто кто-то пытается разлучить ее с Джереми, вбить между ними клин.

– И ты согласен?

Он усмехается:

– Да.

– Спасибо, что поддержал нашу сторону.

– Не за что.

С Маркусом у нас все так, как и должно быть, – дружба, где никто не доминирует, никто никого не контролирует. Дружба, в которой, когда у одного трудные времена, другой всегда подставит плечо и поможет выстоять и набраться сил, чтобы двигаться дальше.

Эллисон

На часах семь вечера, отцовская машина в гараже, а значит, он дома, а если он дома, то работает. В венах шумит адреналин, и массивную деревянную дверь в его кабинет я открываю с опаской – как бы не снести ее с петель. Но она лишь хлопает по стене, и все в комнате поворачиваются и смотрят на меня, как на сумасшедшую. Может, я и впрямь двинулась рассудком, но иногда без этого не понять действительное положение вещей.

– Вы должны объявить, что мы с Эндрю не пара.

В момент моего появления папа как раз поднимал трубку, и теперь он бросает ее на рычаги.

– В другой раз, Элль. Сейчас у меня много работы.

Папа снова поднимает трубку, его помощники, позабыв обо мне, возобновляют обсуждение, а я стою посередине комнаты на красно-черном восточном ковре и чувствую себя так, словно душа покинула тело и наблюдает всю сцену со стороны. Слышал ли он, что я сказала?

– Я сыта по горло постоянными намеками в прессе и на телевидении на то, что мы с Эндрю пара. Но мы не пара. Я хочу, чтобы ты внес в этот вопрос ясность и поправил их.

Папа уже поднес трубку к уху и теперь смотрит на меня так, словно удивлен тем, что я еще здесь.

– Я же сказал – в другой раз. Сейчас мне нужно тушить пожар.

Пожар? Всегда пожар. Я даже сбита немного с толку – как же все сложно.

– Просто скажи «да». И все. Скажи, что разберешься с этим недоразумением.