Скажи это по-французски (СИ)

Я вдруг пожалел, что согласился пойти к ней. Мы еще никогда не оставались наедине, и теперь, когда она сидела так близко от меня, я буквально сходил с ума от возбуждения. Гермиона с невозмутимым видом повторяла спряжения глаголов, а я не мог ни на чем сосредоточиться. Я неотрывно смотрел то на ее склоненное над учебником задумчивое лицо, то на непослушную прядь волос, выбившуюся из «конского хвоста», то на тонкую изящную руку, листавшую страницы. Наверное, я бы отдал сейчас полжизни за возможность поцеловать ее.

Я почувствовал, что мне становится невыносимо жарко, а брюки, к моему ужасу, точно сделались на размер меньше.

– Гермиона, где у тебя ванная комната? – краснея, пролепетал я.

– Там, рядом с прихожей, – она показала мне направление. – Не заблудишься?

Я стоял, согнувшись над раковиной, и плескал в лицо холодной водой. Возбуждение, к моему невообразимому стыду, и не собиралось улетучиваться, а скрыть внушительную выпуклость на брюках без мантии было просто немыслимо. Не аппарировать же домой прямо из туалета, не сказав ей ни слова? Я запер дверь на ключ, приспустил штаны и провел рукой по ноющему члену. Из горла против воли вырвался сдавленный стон.

– Невилл, ты в порядке? – послышался обеспокоенный голос Гермионы.

– Да. Все нормально, – прохрипел я, все быстрее двигая ладонью, – живот прихватило. Я сейчас…

Я представил себе ее лицо, ее губы и чуть не повалился на колени от острого, мучительного наслаждения, прошившего меня насквозь.

Тщательно смыв в унитаз следы моей несдержанности, я сполоснул руки, почистил одежду, на которую тоже попали капли спермы, и как ни в чем не бывало вернулся в гостиную. На столике меня уже ждал чай, источавший тонкий аромат ромашки.

– Вот… Рону всегда помогало… Тебе лучше?

– Да… спасибо… и за чай тоже.

Похоже, сегодня мне не светило запомнить ни единого французского глагола…

***

Следующую нашу встречу я едва не отменил. Сам. Я больше не мог притворяться просто другом. Я боялся, что снова сорвусь, а дрочить на Гермиону у нее же в туалете было невыносимо, немыслимо стыдно. Но… разумеется, я ничего не отменил и в положенный час стоял у двери в ее квартиру, сжимая в руке букет выращенных в нашей оранжерее зимних роз и осознавая, насколько нелепо выгляжу с этими дурацкими цветами и пылающими щеками. Впрочем, милосердной Гермионе так вовсе не показалось. Она очень обрадовалась цветам, наколдовала из воздуха вазу, наполнила ее водой и водрузила прямо на пол возле книжного стеллажа. Налила нам чай и поставила на маленький столик покупной кекс (готовить Гермиона совершенно не умела и не любила, и теперь впервые ей не нужно было стесняться этого).

– Знаешь, я сегодня не спала всю ночь…

«Надо же, Герми, и я тоже!..»

– …и решила: а почему бы нам не поступать вместе? Я уже начала писать работу по трансфигурации.

Дзинь! Чашка с чаем дрогнула у меня в руке и чуть не выпала из враз ослабевших пальцев, щедро плеснув мне на колено кипятком.

– До чего я неловкий! – попытался улыбнуться я, хотя от боли на глазах выступили слезы.

– Мерлин, Невилл, сними брюки! Я дам тебе мазь от ожогов! – засуетилась Гермиона.

– Нет, нет, все уже прошло, – соврал я. Раздеваться в ее присутствии грозило мне полной потерей жалких остатков самоконтроля.

– Ничего подобного! – менторским тоном заявила мисс Грейнджер. – Иди в ванную и сними эти мордредовы брюки. Мазь я тебе туда принесу!

Поставив чашку на столик и проклиная все на свете, а особенно мою неимоверную неуклюжесть, я потащился в ванную комнату. Ожог оказался даже больше, чем я представлял, но, как ни странно, боли я почти не чувствовал. В голове непрерывно звучали слова Гермионы «почему бы нам не поступать вместе», переполняя сердце неуемной радостью.

В дверь просунулась рука, державшая баночку с противоожоговой мазью.

– Сам справишься? – заботливо осведомилась Гермиона.

– Ну уж не до такой же степени я беспомощный! – буркнул я. – Скажи, а ты действительно намерена поступать в магическую Сорбонну?

– Еще как намерена! – ответила она. – Кстати, мы можем снимать одну квартиру на двоих. Так получится намного дешевле.

При этих словах я едва не выронил баночку с мазью. Я не ослышался? Она поедет со мной в Париж и будет жить в одной квартире? Сегодня определенно был мой день!

***

Все свободное от службы в архиве Министерства время Гермиона посвящала нашим занятиям. Собственную монографию по трансфигурации она, вероятно, писала по ночам, сократив часы сна до минимума. Она стала бледной и раздражительной, под глазами у нее залегли глубокие тени, и мне было невыносимо стыдно, что, в отличие от нее, благодаря нашему небольшому фамильному сейфу в банке Гринготтс, у меня имелась возможность не работать.