Скажи это по-французски (СИ)

Чем менее доступной она была для меня, тем больше я ее желал. Засыпая в крошечном двухкомнатном номере гостиницы, снятом нами в магическом квартале недалеко от Сорбонны, я видел лицо Гермионы так близко, что казалось: протяни руку и можно коснуться ее щеки. Не буду лгать ни вам, ни самому себе – я хотел ее! И страшно мучился от глупой ревности к Рону, ведь он, в отличие от меня, имел право обнимать ее, целовать и даже… Я запрещал себе фантазировать о подобном, но что я мог поделать с собственными снами?! Просыпаясь на скомканных простынях, с подсыхающей коркой спермы на животе, я размышлял о том, как же я жалок с этой любовью к девушке, для которой я – пустое место! Именно здесь, в Париже, я принял решение постараться вытеснить ее образ из своей головы. Смириться с тем, что любовь, романтика и счастливая семейная жизнь – не мой удел. Многие люди, посвятившие себя науке или преподаванию, вообще не обзаводились семьями и как-то обходились без этого. Большинство профессоров Хогвартса: Альбус Дамблдор, Минерва МакГонагалл, Филиус Флитвик, Помона Спраут, Северус Снейп – были одиноки. Что ж, если справились они – значит, сумею и я.

***

Мы вернулись в Англию, и я тут же обложился словарями и учебниками по французскому. Для поступления мне было необходимо предоставить как минимум одну работу по интересовавшему меня предмету, а это значило – долгие часы в библиотеке и никаких отвлекающих мыслей о Гермионе Грейнджер. С первых дней занятий стало абсолютно ясно – с французским у меня прямо-таки беда. Если переводы со словарем еще худо-бедно, но удавались, то разговорная речь выходила вообще гротескно. Хорошо, что хоть устные вступительные экзамены мне не грозили. К весне статья «Мимбулус мимблетония (1) – магические особенности и свойства» была готова. Я дважды прочитал ее бабушке (разумеется, по-английски), затем показал профессору Спраут, чьему мнению очень доверял, и в конце концов с замиранием сердца послал с совой в Париж. Ответ пришел лишь ближе к сентябрю и содержал длиннющий перечень недостатков в моем исследовании, которые мне надлежало устранить, если я планирую все-таки подать повторное прошение о поступлении в магическую Сорбонну. Сначала от обиды мне захотелось просто-напросто уничтожить ни в чем не повинный пергамент Инсендио и навсегда забыть о перспективах получить ученую степень, но потом, немного успокоившись, я снова засел в библиотеке. В этот раз я не ограничился одной консультацией у профессора травологии. С согласия профессора Спраут я появлялся в Хогвартсе чуть ли не еженедельно, и к середине осени статья, на ее непредвзятый взгляд, выглядела идеально даже для самой строгой приемной комиссии. Я жаждал как можно скорее покинуть Англию, ведь двадцатого января, прямо во время свадьбы Гарри и Джинни, Рон и Гермиона собирались объявить о своей помолвке (так, по крайней мере, писали в «Ежедневном пророке»). Но проходили недели, а ответа из ректората магической Сорбонны все не было. Вместо долгожданного письма о зачислении Невилла Лонгботтома на курс травологии, сова принесла конверт с приглашением на свадьбу века: Гарри Джеймс Поттер и Джиневра Молли Уизли просили бабушку и меня оказать им честь и разделить с ними их счастье. Текст приглашения почти наверняка составляла Джинни, вряд ли Гарри был столь сентиментален.

– Может, хоть на этой церемонии ты познакомишься с симпатичной девушкой! – вздыхала бабушка.

Любопытно, как бы она отреагировала на мое заявление, что единственной девушкой, интересовавшей меня на предстоящем торжестве, была лучшая подружка невесты, собиравшаяся вскоре стать миссис Уизли.

***

За несколько дней до свадьбы разразился грандиозный скандал. Джинни премерзко повела себя на девичнике, и ее помолвка с Поттером была разорвана. Я откровенно сочувствовал Гарри, получившему такой жестокий и абсолютно незаслуженный удар. На второй странице «Ежедневного пророка» я увидел заголовок, заставивший меня на миг перестать дышать:

«Золотое трио распалось. Специальный корреспондент Рита Скитер сообщила о безобразной ссоре в «Норе». Похоже, мисс Грейнджер больше не может считать себя невестой Рона Уизли».

Я ломал голову, как подобное могло произойти. За последние полтора года мы изредка встречались на официальных приемах в Министерстве, и каждый раз я наблюдал одну и ту же картину: светившиеся от счастья лица двух молодых влюбленных, сплетенные вместе руки, трогательная забота друг о друге. В такие минуты я проклинал себя, что согласился прийти в Министерство. Сидел бы в библиотеке, совершенствовал свой французский и не мучился от неистовой, сводящей с ума и совершенно бессильной ревности. «Да и вообще, – негодовал я на самого себя, – если искренне любишь человека, то, наверное, надо думать лишь о его благополучии. Пусть и не с тобой!» И вот, когда я уже почти смирился с мыслью, что потерял Гермиону навсегда, грянул этот скандал.