Скажи им, мама, пусть помнят...

Перейдя через дорогу в село Чоба, мы спустились в долину реки, к нижней окраине села Брезово. Жернова Мрывковой водяной мельницы молчали. Здесь, на этом месте, будучи детьми, мы встречались с Йонко и не раз затевали настоящую войну между мальчишками из его и нашего села. Мы изображали тогда две воюющие армии, сражавшиеся за богатые спорные пастбища.

Мы подошли к нашему кварталу, и я явственно ощутил запах роз и теплого хлеба, который с таким трудом достается крестьянам. Весь квартал спал после изнурительной дневной работы, чтобы снова встретить рассвет на полях.

Мы перелезли через ограду сада. Йонко остался стоять у стены под тенью сливового дерева, а я тихо постучал в дверь.

Мама еще не ложилась, пряла шерсть.

— Это ты, сынок? — сказала она. — Я очень испугалась, услышав стук: уж не заявились ли снова те негодяи? Каждый вечер кружат вокруг дома, тебя поджидают. Не заметил ли тебя кто-нибудь?

— Не так легко меня увидеть, мама, — успокоил я ее и поцеловал.

Отец поднялся с постели, обнял меня.

— Опасно, Генко, берегитесь, они совсем взбесились. Ходят по селу пьяные, буянят. Теперь я боюсь и за Ивана, — проговорил отец.

Брата Ивана дома не оказалось. Он поехал в город по делам, и отец беспокоился, как бы его не схватила полиция.

Мама поспешно бросилась к стенному шкафу, достала хлеб, брынзу, перец и завернула все это в какую-то домотканую скатерть. Пока я наспех закусывал, она рассказывала о том, где и что она слышала и видела.

Вчера приходил старый поп Неофит, чтобы окропить дом за здравие. Мой отец, который недолюбливал церковников, вышел во двор, но поп и не подумал убраться восвояси.

— Покроплю, — сказал он, — за здравие Генко. Может, господь бог меня и послушает. Я знаю, что Генко неплохой парень.

И отец, который сначала хотел прогнать попа, как-то сразу преобразился, даже улыбнулся в усы. Почему бы не позволить покропить дом за здравие сына, ведь поп это решил сделать из хороших побуждений.

Поп Неофит сделал несколько шагов, натянул на свое огромное широкоплечее тело епитрахиль, раздул кадило, даже насыпал в него ладан и, посмотрев через окно в небо, крикнул во весь голос:

— Да сохранит господь вашего молодца!

Мама, хоть и не очень-то верила в бога, зажгла лампадку перед иконой с изображением святого Георгия на колеснице, запряженной белыми лошадьми, и помолилась богу, чтобы он хранил меня. После этого она успокоилась, щедро угостила попа анисовой водкой и пожелала ему здоровья. Вдохновленный анисовкой, поп еще больше оживился, высоко поднял кадило и запричитал:

— Врагам пусть за зло платит сторицей, и пуля пусть его не берет! И пусть живым и невредимым вернется с победой!

Длинная молитва попа Неофита очень понравилась моим родителям. Отец, сидевший в углу, слушал его с удовольствием. Мама же все подливала в рюмку попа водки и ловила каждое его слово, будто от его молитвы зависела моя жизнь.

На прощание он обещал моим родителям, что, если понадобится, спрячет меня в церкви; в случае же, если владыка выгонит его за это со службы, то он, поп Неофит, уйдет в горы.

Молился ли он искренне — не знаю, но позже я понял, что поп Неофит был неплохим человеком. Даже в молитвах перед амвоном он упоминал и мое имя, чтобы господь бог хранил меня от злых врагов.

Когда мама рассказывала мне об этом, я невольно посмотрел в угол комнаты, и мне показалось, что я вижу попа Неофита и его дымящееся кадило. На душе стало грустно и светло.

Меня проводили: отец выглянул за ворота, мама поцеловала меня, и скатившаяся из ее глаз слеза обожгла мне щеку.

Йонко стоял в тени дерева и ждал меня. Мы перешли вброд реку и через поля добрались в горы.

ЙОЗО

Ноябрь был холодный и дождливый. Ветер пронизывал до костей; ледяной дождь, предвещавший снег, шел несколько дней подряд. Горы словно бы насквозь пропитались влагой. Не осталось сухого места ни под одним деревом.

Не знаю: приходилось ли вам бывать в горах в дождливое время? Тучи настолько низко опускаются к земле, что вместе с деревьями образуют что-то похожее на замкнутый круг. Становится трудно ходить — скользко. Ты падаешь, встаешь, снова падаешь и испытываешь такое чувство, что никогда не выберешься из этого дьявольского круга.

Люблю Среднегорье. Но сейчас, когда все заволокло туманом, когда непрерывно идет дождь, я мечтал как можно скорее выбраться отсюда. А проклятый дождь все лил и лил. Только дядя Калчо чувствовал себя хорошо под огромным плащом-ямурлуком. Нет более практичной одежды, чем крестьянский ямурлук. Он намокает только сверху, и затем уже ему не страшен никакой дождь.

— Эй, горожанин, как ты себя чувствуешь в своем наряде? — обратился дядя Калчо к Стамо, который весь съежился в своей тонкой спортивной куртке.

— Зуб на зуб не попадает! — откликнулся Стамо.

К вечеру мы попрощались с товарищами и отправились в дорогу. Добряну, Йоско и мне предстояло пробраться в Пловдив, куда нас вызывали на совещание. Эту дорогу мы хорошо изучили, ведь мы с Добряном не раз ходили в город. Но сейчас дождь создавал дополнительные трудности.