Скажи пчелам, что меня больше нет

Столь мягкий ответ Уильяма, похоже, немного успокоил книготорговца. Его волосы встали дыбом, как хохолок какаду, и он попытался пригладить их ладонью. Уильям кашлянул.

— Если в настоящий момент она не желает со мной разговаривать, могу я оставить ей записку? — предложил он, указывая на чернильницу на столе.

— Хм, — неуверенно произнес Кауден. — Сомневаюсь, что она ее прочтет.

— Ставлю пять к одному, что прочтет.

Мистер Кауден уткнул язык в щеку, раздумывая.

— В шиллингах? — спросил он.

— В гинеях.

— По рукам. — Книготорговец подошел к столу, вытащил лист бумаги и протянул Уильяму тонкое стеклянное перо с закрученной темно-синей нитью, выполняющей роль стержня. — Не нажимайте слишком сильно, — посоветовал он. — Это муранское стекло, довольно прочное, но все же стекло, а у вас руки словно окорока. С точки зрения размера, — уточнил он. — Я не ставлю под сомнение вашу ловкость.

Кивнув, Уильям осторожно обмакнул перо. Очевидно, его использовали на манер гусиного. И в самом деле, оно писало прекрасно: гладко, как по шелку, и очень хорошо держало чернила. К тому же не оставляло пятен.

Молодой человек коротко написал: «Чего ты боишься? Что бы это ни было, явно не меня. Твой смиренный и покорнейший слуга, Уильям», затем посыпал лист песком и осторожно помахал, подсушивая чернила. Он не увидел сургуча, однако несколько лет назад отец показал ему, как складывать письмо, чтобы его было почти невозможно открыть и заново сложить так же. Уильям прогладил сгибы ногтем большого пальца — они наверняка бросятся в глаза, если послание вскроют прежде, чем оно дойдет до адресата.

Книготорговец принял сложенный квадратик и поднял густую седую бровь.

— Передайте ей, что я вернусь завтра в три часа, без кандалов, — сказал Уильям и поклонился. — К вашим услугам, сэр.

— Никогда не заводите дочерей, — посоветовал мистер Кауден, засовывая записку в нагрудный карман. — Они ни черта не слушают.

* * *

Уильям провел бессонную ночь в компании клопов, любознательных мотыльков (нацелившихся исследовать его ноздри, несмотря на полное отсутствие там света) и своих мыслей, неопределенных, но бурных.

«В любой ситуации у тебя есть ожидания, — сказал однажды дядя Хэл во время обсуждения военной тактики. — Ты должен знать, чего хочешь добиться, даже если речь идет исключительно о собственном выживании. Эти ожидания и определяют твои действия».

«Поскольку, — аккуратно вставил отец, — ты будешь действовать одним образом, если хочешь спасти свою шкуру, и совсем другим, если твоя главная цель — сохранить жизни солдат. И совершенно иначе, если намерен победить противника любой ценой».

Уильям почесал живот и задумался.

Итак… чего же я хочу?

На первый взгляд он уже достиг заявленной цели экспедиции, а именно — выяснил, где находится Амаранта и в каких обстоятельствах. Вот и славно. Она была с отцом там, куда, по ее словам, и направлялась, явно ни больна, ни ранена, судя по скорости, с какой покинула магазин.

В настоящий момент Уильям хотел знать, носит ли она обручальное кольцо. К сожалению, он не мог решить, что означало бы его присутствие или отсутствие. Он также не мог определиться, какой вариант предпочел бы. Что он почувствует, не увидев кольца на ее руке: жалость, сочувствие, удовлетворение или восторг? Или все вместе, как сейчас… Массивное золотое кольцо было броским, с яйцевидным утолщением и глубокой засечкой, в которой сидел крупный бриллиант в окружении жемчуга и крошечных бусинок из бирюзы.

Зевнув, Уильям потянулся и попробовал расслабиться, насколько было возможно: для человека его роста кровать на постоялом дворе больше напоминала прокрустово ложе, и он лежал, согнув ноги, скрючившись вдвое под одеялом. Надо найти комнату получше, если…

Если что?

И в самом деле — что? У него не было приказа тащить женщину обратно в Саванну. Так зачем торчать здесь и пытаться убедить ее поехать с ним? Но как насчет Тревора?

В письме дяди Хэла (написанном под диктовку лорда Джона, ибо привычный стиль переписки Хэла заставил бы любую здравомыслящую женщину поскорее сбежать) ясно говорилось, что он считает ее дочерью и она с сыном всегда найдет защиту и помощь под его кровом.

Интересно, а она в здравом уме?..

Несмотря на сонливость, Уильям смутно припомнил ее предложение, касающееся его личных затруднений…

Возможно… ты мог бы просто получить удовольствие.

Поджав ноги, он перекатился на бок и накрыл голову подушкой, чтобы заглушить звуки из бара внизу, где пение, судя по всему, сопровождалось ударами в большой барабан.

— Ты тоже, — пробормотал он и уснул.

* * *

На следующий день в три часа пополудни он явился в книжный магазин. Мистер Кауден стоял за своим столом и делал записи в большой бухгалтерской книге. Он поднял взгляд на вошедшего Уильяма, смерил его глазами-бусинками, а затем выдвинул неглубокий ящик, вынул единственную золотую гинею и положил ее точно в центр стола.

— Она во внутреннем дворике, — сказал книготорговец и вернулся к своим счетам. Уильям взял гинею, поклонился и вышел.