Сказка без чудес

Глеба Сергеевича, правда, покоробило слегка то, что медведь, покинув пределы прихожей, развалился в гостиной, пачкая палас клоками линялой шерсти, но, как говорится в народе, снявши голову, по волосам не плачут. И Дымокуров, расхаживаясь по квартире, равнодушно перешагивал через дремавшего посреди комнаты зверя.

Женщины, распаковав прихваченные с собой чемоданы, принарядились для выхода в люди.

Василиса Митрофановна облачилась в деловой брючный костюм песочного цвета, который удивительно шёл ей, подчёркивая не потерянную с годами стройность фигуры, на что баба Ягода, цокнув языком удовлетворённо, не преминула заметить:

— Ишь, сестрица-то у меня! Это только спереди, сели посмотреть, то — пенсионерка. А сзади — так, прям, пионерка!

Сама бабка сохранила верность своему традиционному наряду: невзрачной расцветки, с блеклыми васильками, кофточка, со старомодной серебряной брошкой в виде стрекозы на груди, чёрная, колоколом, юбка с прикрывающим щиколотки подолом. На ноги старушка напялила толстые меховые чуни.

Перед тем, как надеть юбку, она продемонстрировала домочадцам просторный карман, пришитый к изнанке.

— Сюда документ и деньги спрячем, — перейдя на заговорческий шепот, сообщила она. — Ни один злодей не дознается!

Седые волосы она заплела в жидкую косичку, свернула её на затылке бубликом, и прикрыла голову лёгким газовым шарфиком.

Василиса Митрофановна, коротко стриженая, чуть подкрашенная хной, от чего волосы её золотились, прекрасно сочетаясь с лучистыми голубыми глазами, повертевшись у зеркала со шляпкой, решительно отложила её, оставшись с непокрытой головой, поставила, как ненужную, в угол прихожей неразлучную прежде трость, и сообщила:

— Всё, Глебушка. Мы к походу готовы!

Свёрток с документами и деньги — несколько пятитысячных купюр, баба Ягода спровадила куда-то вглубь своей безразмерной долгополой юбки.

Дымокуров предложил вызвать такси, однако баба Ягода воспротивилась категорически, считая такие траты непозволительной роскошью.

Напрасно Глеб Сергеевич убеждал старушку в том, что её представления, сохранившиеся, похоже, с советских времён о разорительности для кошелька поездок на такси безнадёжно устарели, и что нынче этот вид транспорта относительно дёшев и вполне доступен — баба Ягода упёрлась, стоя на своём. Дымокуров даже начал подозревать, что сварливая старушенция просто желает прокатиться в автобусе или троллейбусе, потолкаться, поглазеть на горожан-пассажиров.

В конце концов, Василиса Митрофановна поддержала сестру, и, вынужденный подчиниться мнению большинства, отставной чиновник повёл женщин на остановку общественного транспорта, расположенную неподалёку, возле Центрального рынка.

Поездка пришлась на «час пик», когда южноуральцы валом валили, разъезжаясь по своим рабочим местам — учреждениям, конторам и немногочисленным сохранившимся ещё в городе в период стагнации экономики промышленным предприятиям.

А потому Глебу Сергеевичу с сёстрами пришлось едва ли не штурмом брать подкативший, кстати, автобус двадцать шестого маршрута, который направлялся как раз в сторону адвокатского офиса.

Баба Ягода, демонстрируя свою искушённость в поездках на городском транспорте, пользуясь возрастными привилегиями и решительно орудуя локтями, шустро забралась в салон через переднюю дверь. Шуганув какого-то тинэйджера, притворно сосредоточенно изучавшего экран своего айфона, удрюпалась удовлетворённо в кресло, предназначенное, как предупреждала табличка, для престарелых, инвалидов и пассажиров с детьми.

Глеб Сергеевич с Василисой Митрофановной втиснулись в автобус демократично, на общих основаниях, через заднюю дверь, и теперь стояли в проходе плотно, плечом к плечу, зажатые между прочими пассажирами, словно шпроты в консервной банке.

Дымокурову вспомнилось вдруг, что в последний раз вот так-то, в тесноте, ему доводилось ездить в общественном транспорте давным-давно, в пору студенческой юности. И сейчас он сопел раздражённо, притиснутый и уткнувшийся носом невольно в чью-то подмышку. Зато Василиса Митрофановна, благодаря своему баскетбольному росту, на голову возвышалась средь других пассажиров, взирала на них благосклонно сверху вниз, и лишь посмеивалась в ответ на неизбежные в такой толчее тычки со стороны неловких соседей.

Неожиданно откуда-то с передней площадки раздался женский крик:

— Ой, у меня сумочку разрезали! Портмоне украли! Хотела за проезд рассчитаться, сунулась — а нету!

Пассажиры автобуса дёрнулись разом, загалдели заполошно, завертели головами, шарахаясь друг от друга и судорожно хватаясь за свои карманы и сумочки — целы ли кошельки?

Василиса Митрофановна тоже напряглась, подозрительно оглядывая окружающих.