Сказка без чудес

Патрульные полицейские с видимым сожалением, загремев стульями, поднялись из-за стола, поправляя амуницию и прилаживая на грудь автоматы.

Вскоре домоправитель вернулся с толстенной домовой книгой, пачкой замусоленных паспортов с обмахрившимися краями, и ещё какими-то документами.

Мария быстренько прибрала обеденный стол, набросила чистую скатёрку.

Елизавета, с важным видом усевшись, принялась ворошить представленные документы. В домовой книге, в которую надлежит заносить всех граждан, временно или постоянно проживающих в данном помещении, сам чёрт мог бы ногу сломать.

Первые записи относились ещё к началу прошлого века, и содержали в себе несметное количество Мудровых и Ведуновых разного пола и возраста, обитавших когда-либо в усадьбе.

Они то появлялись, сменяя друг друга, имена, отчества и года рождения, вписанные перьевыми ручками, выцветшими чернилами, а то и химическим карандашом, на пожелтевших от времени, ломких страницах толстенного амбарного фолианта, переплетённого кожей вручную, то исчезали, оставляя неизменными только общие, родовые фамилии.

При этом обитатели усадьбы особой фантазией в именах, данных своим отпрыскам, не отличались.

Например, Василиса Митрофановна Ведунова была впервые зарегистрирована в домовой книге в 1923 году. В 1935 она выбыла по причине смерти в преклонных летах, а усадьбу унаследовала её родная сестра, Матрёна Митрофановна Мудрова. Которая, в свою очередь, почила в бозе в 1963 году. А на её месте возникла очередная родственница, племянница, которую по странному совпадению, опять звали Василисой Митрофановной Мудровой.

Еремеев Горынычей Елизавета насчитала троих, возникавших последовательно на страницах домовой книги в 1927, 1952, и 1983 годах.

Какие-то братья-двойняшки, тоже, кстати, как и сидевшие за столом по именам Семён с Соломоном и странным отчеством Кащеевичи, появились на страницах фолианта впервые в 1936 году. И более нигде не упоминались.

— Нас тогда аккурат в Красную армию призвали, — простодушно заявил один из присутствующих двойняшек. — А потом — то война, то по стройкам катались. Мы ж по плотницкому делу горазды… — но осёкся, прикусил язык под строгим взглядом Еремея Горыныча.

Какую-то Марию Еремеевну Мудрову как записали расплывшимся химическим карандашом в 1923 году, так больше и не упоминали ни разу.

А были ещё в числе зарегистрированных Яков Еремеевич, Ягода Митрофановна, оба Ведуновы, но у Лизы уже голова кругом пошла, разбираться в хитросплетениях родственных связей обитателей лесного имения.

Оставалось принять на веру слова Еремея Горыныча, объяснившего, что Яков Еремеевич, Василиса и Ягода, обе, как и следовало ожидать, Митрофановны, пребывают сейчас в отъезде, и находятся в областном центре, где хлопочут у юристов по поводу законности проживания на территории Заповедного бора.

Со вздохом отложив домовую книгу, которую, конечно же, предстояло позднее изучить поподробнее, Елизавета перешла к документам, удостоверяющим личность присутствующих.

Здесь на первый взгляд было бы всё в порядке, если бы не явное несоответствие указанного в документе возраста и, так сказать, обличья владельца паспорта.

Еремею Горынычу, например, по паспорту было девяносто три года, хотя выглядел он не намного старше семидесяти. Марии, в соответствии с документом, стукнуло шестьдесят, хотя смотрелась она дамой в возрасте едва ли за сорок. Братьям, Семёну и Соломону, если верить потрёпанным книжицам, перевалило за семьдесят, чего в принципе быть не могло с учётом их бравой внешности.

Домоправитель, объясняя эти вопиющие несоответствия, бормотал что-то о здоровом образе жизни, целительном воздействии настоянного на хвое воздуха, но старший лейтенант Елизавета Перегудова осталась непреклонной.

С учётом специфики сельского быта, осознавая необходимость оставить кого-то присматривать за хозяйством, она строго-настрого запретила Еремею Горынычу и Марии отлучаться за пределы усадьбы без особого разрешения. А Семёну и Соломону предложила проследовать с дежурным нарядом в отделение полиции для выяснения личности и дальнейшего разбирательства.

12

Суматошный, полный волнений и тревог день катился к вечеру, однако у Якова ещё оставалось одно неотложное дело, которое непременно нужно было закончить сегодня.

На семь часов пополудни в районе Центрального рынка у него была «забита стрелка» с бандитами.

Где-то здесь, в областном центре, как понял Глеб Сергеевич из немногословных пояснений родственника, обитал предводитель тех отморозков, что «наезжали» на обитателей усадьбы, принуждая угрозами покинуть обихоженный столетиями земельный участок в Заповедном бору.