Сказка без чудес

Одним махом, словно ему каждый день доводилось на машинах кататься, зверь юркнул в открытую заботливо Яковом дверцу, и удрюпался, сопя, рядом с ним на заднем сиденье.

Глеб Сергеевич только таращился на медведя.

Наконец, сообразив что случилось, Дымокуров решил, что сейчас напарник прикажет водителю газануть, и убраться подальше от этого места, однако Яков не торопясь выбрался из машины. И встал, поглядывая на приметный замок барона.

А через пару минут из ворот вышел и сам хозяин. Он остановился там, не приближаясь, и, приставив ладонь козырьком над глазами, пристально вглядывался в конец улицы.

Яков помахал ему рукой.

— О ром вай! Хохаве! — крикнул цыган, на что Яков, сняв камуфляжную панаму, помахал ею над головой:

— Эбат тухе!

— Дуте ла драгу! — ответил барон. — Джиде яваси — на мерса!

— Ав систо тхай бахтало, пхрала! — весело попрощался Яков, и, вернувшись в салон, скомандовал таксисту: — Поехали!

Глеб Сергеевич, снедаемый любопытством, поинтересовался:

— О чём это вы говорили? Небось, обиделся цыган на то, что Потапыч от него убежал? Вернуть требовал?

— Не-е… — протянул Яков с улыбкой. — Он наш трюк оценил. И крикнул мне на прощанье, что я — точно цыган, раз сумел его обмануть.

— А ты? — не отставал Дымокуров.

— А я счастья ему пожелал.

— А он? — не унимался Глеб Сергеевич.

— А он к чёрту меня послал. А потом сказал: будем живы — не помрём. Ещё свидимся, мол… Барон — мужик не глупый. Понимает, что я таким манером никакого ущерба ему не нанёс. Только своё вернул. У нас же украденное. Так что, кому-кому, а ему грех обижаться.

— Резонно, — заметил отставной чиновник, и всё-таки спросил с сомнением: — А что, если бы Потапыч не смог вырваться, убежать? Ты бы его цыганам оставил?

— Да брось, — беззаботно махнул Яков рукой. — Ты соображаешь, что говоришь? Кто ж такую зверюгу на поводке удержит? Он, небось, только рявкнул разок, так цыгане мигом в штаны наложили, и кто куда разбежались…

Водитель, явно прислушивавшийся к их разговору, не выдержал, полюбопытствовал осторожно:

— А я думал, ваш медведь дрессированный, смирный…

— Дрессированный, — серьёзно подтвердил Яков. — Однако человеку одним махом башку оторвать может. Особенно, если хозяин этой башки не в своё дело встревает.

— Да я ж без всякого умысла… просто поинтересовался… — и втянул испуганно голову в плечи, склонился над самым рулём, стремясь отодвинуться подальше от опасного пассажира.

А Потапыч, словно подтверждая заявление друга, вдруг ещё и рыкнул — раскатисто, громоподобно, и вовсе вогнав тем самым таксиста в холодный пот.

11

В то время как в шумном, душном и пыльном городе, мало комфортном для обитания человека, разворачивались описанные выше события, жизнь в имении, затаившемся в глубине Заповедного бора, шла своим чередом.

Большое приусадебное хозяйство требовало постоянного пригляда и каждодневного, спозаранку и до темноты, труда, чему и посвящали всё своё время оставшиеся в меньшинстве Еремей Горыныч, Мария, да Семён с Соломоном.

Обширный огород нуждался в ежедневной прополке и поливе, чем с согбённой спиной неустанно занималась Мария. Семён с Соломоном обихаживали скотину, которой необходимо было корму задать, вовремя отправить на пастбище, а вечером встретить, почистить хлев и конюшню, а коров ещё и доить.

А ещё продолжалась заготовка сена, а его в здешних местах частникам приходилось косить урывками да клочками, по неудобьям — лесным полянкам, опушкам, где косой-то не размахнёшься особо, сушить, сметать в стожки, а потом на смирном, задумчивом, меринке вывозить в усадьбу, на сеновал.

Еремей Горыныч не просто осуществлял, как принято выражаться, общее руководство, но и сам был в трудах с утра и до вечера. Готовил дом к предстоящей длинной зиме, подмазывал да подкрашивал, где надо, конопатил и шпаклевал, а на флигеле да амбаре крышу потёкшую подправил, кровельным железом да шифером перекрыл.

А потому, проследив негласно за укладом и распорядком дня обитателей усадьбы, чтобы прихватить всех чохом, пока они не разбрелись по неотложным делам, полиция нагрянула с рассвета, в пять часов утра. Как раз тогда, когда над тёмно-зелёной, туманной после ночного сумрака опушке бора только-только занималась, вставала в перламутровом сиянии ранняя, особенно нежная в эту благодатную пору середины лета, заря.

Впрочем, это был не какой-то боевой, облачённый в каски и бронежилеты, с автоматами наизготовку, устрашающий опасных преступников спецназ, а заурядный, довольно мирно настроенный экипаж патрульно-постовой службы УВД Зеленоборского района. Хотя автоматы из ружейной комнаты, отправляясь на операцию, они всё-таки с собой прихватили.

А возглавляла эту группу захвата старший капитан полиции, местная участковая, в чьё ведение входило село Колобродово с окрестностями. Девушка, к тому же и прехорошенькая, Елизавета Николаевна Перегудова, которую сослуживцы по причине довольно юного возраста и привлекательной внешности звали с дружеской простотой — Лиза.