Сказка без чудес

Пошелестев купюрами, Глеб Сергеевич вручил деньги таксисту, и поспешил за Яковом, который, ведя на коротком поводке, как собаку, переваливающегося с лапы на лапу, Потапыча, уже входил в калитку.

Цыганята, углядев зверя, с восторженным воем устремились следом.

Войдя в широкий, лишённый растительности, мощёный тротуарной плиткой двор, троица застыла посередине, озираясь.

— Со трубул тукэ?! — перекрывая гвалт малышни, откуда-то сверху послышался хриплый мужской голос, будто с небес.

Не понимая сказанного, Глеб Сергеевич закрутил головой. Наконец, различил на террасе, опоясывающей коттедж на уровне второго этажа со стороны двора дородного цыгана в ярко-красной рубашке, просторных чёрных брюках и лакированных туфлях. Из-под распахнутого ворота, обнажившего заросшую густо волосом грудь, виднелась толстенная, с палец, золотая цепь.

Обернувшись к напарнику, Дымокуров поинтересовался свистящим шёпотом:

— Что он сказал?

— Он спросил, что нам надо, — перевёл вполголоса Яков. И крикнул в ответ: — То ажутис ма, пхрала!

— А ты ему что сказал? — беспокоился отставной чиновник.

— Я сказал, помоги мне, брат, — прошелестел Яков губами. И поморщился досадливо в сторону попутчика. — Не мешай!

Тем временем хозяин дома, судя по барственным замашкам, и впрямь барон, принялся неторопливо спускаться по ступеням навстречу гостям, и, жестом разом оборвав гвалт цыганят, вопросил строго:

— Пхен, ко ту сан? О ром вай о га же?

— Он спрашивает: скажи, цыган ты или нет? — без напоминания, видя тревожное состояние напарника, перевёл Яков. И ответил громко барону: — Морэ! — а потом Глебу Сергеевичу, тихо: — Это значит — земляк!

— Лаше дес! — поднял в приветствии руку хозяин. — Пхен, сар ту?

— Ни черта не понимаю, — пожаловался Дымокуров, и Яков специально для него повторил:

— Добрый день, как тебя зовут? Это — по-цыгански. И ответил громко сперва по-русски: — И тебе хорошего дня, господин! Ме бушю вав Яков! А это — мой родственник, Глеб Сергеевич!

Дымокуров, сообразив, что его представляют барону, энергично коснулся подбородком груди и шаркнул ногой, надеясь, что ведёт себя достаточно вежливо. Не падать же, в самом деле, ниц перед цыганом, пусть и бароном!

А тот — дородный, вальяжный, с покачивающимся в такт шагам брюшком, тем временем сошёл, будто с царского трона, к подножию террасы, и, сосредоточив взор на медведе, заговорил на чистейшем, без акцента, русском языке:

— Что привело вас в мой дом, добрые люди? — и, не выдержав, расплылся в улыбке: — Ай, какой мишка! Красивый, нарядный! Прямо жених на цыганской свадьбе!

Потапыч, уловив похвалу, опустился задом на плитку двора, и, в свою очередь, принялся доброжелательно разглядывать незнакомца.

Глеб Сергеевич, решив, что настало время вступить в переговоры, открыл, было, рот, но осёкся, уловив на себе предупреждающий взгляд Якова. Тот, судя по всему, намеревался сам выстраивать непростой диалог с хозяином аляповатого замка.

— Дело важное есть!

Барон кивнул понимающе. Обернулся к ребятне, махнул на них рукой так, как разгоняют надоедливых цыплят:

— Кыш!

Те прыснули в разные стороны.

— Пойдём, там поговорим — указал он толстым пальцем, унизанным золотым перстнем с огромным фиолетовым камнем, в дальний конец двора.

И зашагал тяжело, в развалку, к высившейся у подножья огромной косматой берёзы ротонде из белого камня, с неизменными колоннами и мраморными лавками, фонтанчиком посередине в виде гипсовой лягушки, из пасти которой била тонкая струйка воды.

На ходу спросил, как бы, между прочим, Якова:

— Откуда язык наш знаешь?

Тот, сверкнув из-под смоляной бороды первозданно-белоснежными, как у подростка, зубами, пожал плечами:

— Так… жизнь по свету мотала! С разными людьми встречался. Было дело, с цыганами кочевал…

Барон кивнул понимающе. Погладил бесстрашно бредущего рядом Потапыча по скрытому шерстяным свитером загривку:

— Продаёшь?

— Не-е, — осклабился Яков. А потом поправился: — А впрочем, как разговор пойдёт. Может, и сговоримся!

Глеб Сергеевич на то лишь засопел сердито. Вот так Яков! Тоже мне, другом Потапыча называл. А теперь, значит, не исключено, что друга этого и продать можно?! Но, помня предупреждение напарника — не мешать, промолчал.

В беседке веяло прохладой от воды и остывшего в тени камня. Все расселись на скамьи, прикрытые толстыми стегаными подушечками. Медведь сразу потянулся к воде, и принялся шумно, с фырканьем, лакать из фонтана.

— Хороший мишка, — опять похвалил барон, любовно поглядывая на косматого гостя. И вновь обратился к Якову: — Так продаёшь?

— Меняю!

— На что?

— А вот пусть родственник мой, Глеб Сергеевич, всё расскажет, — неожиданно предложил Яков.

Отставной чиновник, осознавая важность момента, подобрался, заговорил, стараясь произносить слова веско, излагая суть дела без заполошности, толково и кратко: