Сказка без чудес

И самым решительным образом дёрнул за поводок.

Как ни странно, это подействовало. Нехотя, всем своим видом, демонстрируя, что повинуется лишь собственной воле, а не какому-то там дурацкому ремешку, медведь поднялся, и на четырёх лапах, брезгливо ступая по закопчённому, пропитанному машинным маслом гравию автостоянки, затрусил радом с Глебом Сергеевичем.

Удивительно, но двигавшийся по тротуару плотными рядами народ не обратил никакого внимания на нелепую парочку: на пожилого, солидного мужчину, у которого на лбу было прописано высшее образование, а губы помимо воли складывались в кривоватую, сановную, усмешку хорошо знающего себе цену, заслуженного пенсионера. И бредущего рука об руку с ним разряженного, будто цирковой клоун, медведя довольно крупных размеров, в линялом шерстяном свитере, джинсовых шортах и залихватски сбившейся на одно ухо зелёной фетровой шляпе с пером.

Что, кроме прочего, мимолётно мыслил Глеб Сергеевич, доказывает, как мы, люди, заняты сами собой. Как озабочены собственными проблемами, и до какой степени — прав классик, — ленивы и не любопытны в массе своей!

Перед блинной на вымощенной узорчатой плиткой площадке с расставленными пластиковыми столиками и того же материала, хлипкого вида, креслами, посетителей, вкушавших на свежем воздухе традиционное блюдо русской кухни, было не много.

Рядом, на тротуаре, вклиниваясь в поток спешащих прохожих, навязывая им визитки с приглашением посетить кафе, бродили два аниматора.

Один, изображавший жёлтого цыплёнка, судя по тонким ножкам, торчащим из-под поролонового хвостика, была девицей, рекламировавшей куриные котлетки — наггинсы. Другой, облаченный в костюм плюшевого медведя, таскал на спине бутафорский бочонок хлебного кваса и, исходя из размера пыльных ботинок, относился к лицам мужского пола.

Потапыч, равнодушным взглядом скользнув по цыплёнку, медведем явно заинтересовался. И даже, потянувшись в его сторону мордой, принюхиваясь, вознамерился познакомиться ближе. Однако повиновался, в конце концов, поводку, и неохотно проследовал мимо за Дымокуровым. Продолжая оглядываться, и всем видом своим, выражая недоумение — что это, дескать, за хрень?

Отставной чиновник, быстро войдя в роль… собаковода? Медведевожатого? — успокоил зверя, погладив по меховому загривку, и поправив на нём залихватскую шляпу: мол, всё в порядке. Всё так и должно быть в этом переполненном незнакомыми существами, механизмами, запахами, звуками, и прочими чудесами большом, беспокойном городе.

Остановившись у незанятого столика, указал Потапычу, приглашая сесть, на пластиковое кресло с подлокотниками. Опасливо следя за тем, как втискивает обтянутый джинсами толстый зад, удрюпываясь на сиденье, весьма дородный медведь — не сломает ли? Однако всё обошлось, под зверем лишь ножки угрожающе выгнулись.

Глеб Сергеевич, утерев со лба набежавший пот, удовлетворённо разместился в таком же хлипком кресле напротив.

Подошла официантка — стройненькая девчушка в красном фирменном сарафанчике выше колен, в нелепом кокошнике «а ля рюс», глянула равнодушно на Потапыча, поинтересовалась, между прочим:

— Он у вас настоящий?

— Дрессированный, — буркнул, не вдаваясь в подробности, Дымокуров.

— А то у нас, знаете ли, с животными нельзя… — начала, было, девица, но, глянув на пустеющие столики в округ, решила не отваживать клиентов: — Заказывать что будете?

Глеб Сергеевич повертел в руках заламинированное в полиэтилен меню, ткнул указательным пальцем в нужные строчки:

— Мне вот этих вот… с красной икрой. Сколько у вас блинчиков в порции?

— Четыре.

— Тогда одну порцию.

— А ему? — кивнула официантка на присмиревшего Потапыча. — Его кормить будете?

— Ему? — Дымокуров задумчиво почесал переносицу. — Десять… нет, двадцать порций. С мёдом, клубничным вареньем, с маслом и со сметаной. Всё в одну большую тарелку.

— Пить что будете? Есть кока-колла, фанта, но я рекомендую квас. Свежайший. Есть сладкий, есть кислый, окрошечный.

— Квас, — согласился Глеб Сергеевич. — Сладкий. Ему, — указал на медведя, — самую большую ёмкость, которая у вас найдётся.

— Литровая кружка, — подсказала девица.

— Вот-вот, в самый раз!

Официантка упорхнула, резво перебирая загорелыми ножками в красных туфельках, а Дымокуров на всякий случай принялся объяснять Потапычу, провожавшему девчушку взором своих маленьких, хитрых глаз. Разговаривая при этом со зверем, как с иностранцем, плохо понимающим русский язык:

— Сейчас блины принесут. Ням-ням! Вку-у-сные…

Медведь слушал внимательно, тянул носом в сторону блинной, принюхиваясь.

— Вот-вот, — ворковал со зверем, как с дитём неразумным, отставной чиновник. — Блинчики надо кушать. А не людей. Человека кушать нельзя, бяка! — И зачем-то добавил по-немецки, то, что помнил со школьного курса: — Ферштейн?

Потапыч не ответил, естественно. Впрочем, внимание его тут же привлёк доставленный заказ — целая гора сложенных конвертиками блинов на подносе, горячих, с вазочками, наполненными мёдом, сметаной, растопленным сливочным маслом в придачу.

Глеб Сергеевич довольствовался скромной порцией блинчиков на блюдечке.