Сказка без чудес

Вообще, как отметил про себя Дымокуров, тётушка, восседавшая на правах старшей во главе стола, была сегодня явно не в настроении.

Поулыбалась приветливо Лизе, вроде бы поддерживала общий разговор, а сама будто прислушивалась к чему-то, то и дело, бросая настороженные взгляды в окно.

И, когда все отвалились от стола сыто, поднялась первой, давая тем самым понять, что завтрак закончен.

А ещё четверть часа спустя, когда мужики, переодевшись в рабочее, собрались на хоздвор, Василиса Митрофановна и баба Ягода повели в покои Лизу посекретничать по своим женским делам, а Мария, снова облачившись в фартук, принялась за мытьё посуды, в окно кухни со страшным грохотом влетела первая бутылка с зажигательной смесью.

Пламя занялось сразу, охватив большую часть помещения.

Чудом не пострадавшая Мария с воплем выскочила в столовую.

Глеб Сергеевич, как раз собравшийся подняться к себе на мансарду, так и застыл с занесённой над ступенькой ногой.

Он решил сперва, что на кухне рвануло что-то — газовый баллон, например, хотя, как вовремя вспомнил, газом в усадьбе сроду не пользовались, топили печи по старинке — углём да дровами.

А потом где-то во дворе забабахали выстрелы, зазвенели, разлетаясь вдребезги, оконные стёкла, а в бревенчатые стены дома словно кувалдой замолотили: бух! бух!

Отставной чиновник, сколь ни далёк он был от воинского опыта, как-то сразу сообразил, что это — пули. Тяжёлые такие пули, крупнокалиберные.

Мужики как раз подзадержались в прихожей, и услыхав пальбу, Яков рявкнул возмущенно:

— Это ещё что, мать твою, за Пирл-Харбор?! — А потом скомандовал: — Семён, Соломон, за мной!

Тут и тётушки с Елизаветой подбежали, засуетились.

— Там кухня горит! — сообщил слегка задохнувшийся от быстрой ходьбы и волнения Глеб Сергеевич. — С улицы в окно запулили чем-то. Вроде коктейля Молотова.

— Женщины — быстро кухню тушить, — принял командование на себя быстро сообразивший, что к чему, Еремей Горыныч. — Ты, Глеб, с ними. Яков, давай с близняшками на улицу, гляньте, кто там так безобразничает!

Дымокуров, несколько обиженный тем, что его в этом разворачивающемся сражении отправляют в «женский батальон», предложил строптиво:

— Я лучше по комнатам пробегу. Посмотрю, не горит ли ещё где!

— Действуй! — одобрил Еремей Горыныч.

Лиза выхватила из кобуры пистолет, шагнула решительно к Якову:

— Я с вами!

В это время в прикрытую входную дверь угодил очередной заряд. Однако тяжёлые, сработанные на века дубовые створки не пробил, а будто горохом осыпал.

— Картечью бьют, — со знанием дела отметил Яков и проинструктировал кратко свою команду: — Пойдём через чёрный ход. Выйдем со двора, и — задами, в обход. Эти гады, видать, с опушки стреляют. Мы им в тыл зайдём, и прихватим!

— А я прикрою! — крикнула Лиза, и, выскочила на парадное крыльцо так стремительно, что остановить её никто не успел.

И тут же оттуда послышались частые пистолетные выстрелы: тах-тах-тах!

Соломон подался было за нею, но Яков остановил его, схватив за плечо:

— Давай действовать по плану! Ментовка твоя хорошо придумала. Она нас огнём прикроет, а мы с тыла шороху наведём! Сдаётся мне, что напали на нас вояки не бог весть, какие. Мы мигом с ними управимся!

«Группа захвата» бросилась на кухню, из которой дверь вела на задний двор.

А Глеб Сергеевич поинтересовался опасливо:

— Что ж это они… с голыми руками на вооружённых?

— Справятся. Не в первой, — отмахнулся Еремей Горыныч. — Пойдём-ка, Глеб, залезем на чердак, глянем. Сдаётся мне, с крыши дымком потянуло…

Радуясь, что оказался тоже востребованным, при деле, Дымокуров поспешил за домоправителем, которого, несмотря на все перемены в своём мировоззрении, случившиеся с ним за последнее время, так и не смог принять, как отца.

Удивительно, но Глеб Сергеевич даже не испугался свиста пуль, выстрелов.

Ещё месяц назад, пожалуй, окажись он в подобной ситуации, забился бы в какой-нибудь укромный уголок, под кровать, и выжидал, затаившись, чем дело закончится, и когда подоспеет подмога.

А сейчас раздухарился, расправил плечи, выказывая готовность к самым решительным действиям.

Пробегая по коридору, услышали, как в спальной Василисы Митрофановны грохнуло со звоном окно. Распахнув дверь, Дымокуров увидел, что и туда влетела бутылка с зажигательной смесью. Но не разбилась, а покатилась по полу, по туркменскому ковру старинной ручной работы, оставляя за собой тонкий огненный ручеёк.

Отставной чиновник отважно кинулся ликвидировать возгорание, набросив на бутылку толстый плед, сорванный с кресла, и топча домашними шлёпанцами, не занявшееся как следует, пламя.

А во дворе между тем разворачивалось яростное сражение. Бухали, осыпая дом картечью, ружья невидимых злоумышленников. Им отвечали сухие пистолетные выстрелы.

Глеб Сергеевич глянул в окно. Заметил бесстрашную Елизавету, стоящую во весь рост, не сгибаясь, как суворовский гренадер под ураганным огнём врага, и стрелявшую беспрестанно из своего, такого несерьёзного, казалось бы, в сравнении с крупнокалиберными ружьями, пистолетика.