Сказка без чудес

Он был явно ошарашен случившимся — и нападением внезапным, и пожаром, и неиспытанной ранее произошедшей с ним трансформацией, которая кого угодно, тётушка это понимала прекрасно, способна напугать до обморока.

Вот и племянник то и дело посматривал на свои руки, ощупывал бока, лицо, будто не веря, что приключившиеся с ним перемены прошли без следа.

— Стой здесь! — распорядилась тётушка, и позвала громко: — Еремей Горыныч! Баба Ягода! Идите ко мне! Будем дождь вызывать!

И пристукнула по земле неразлучным посохом с серебряным набалдашником.

А потом встала посреди двора, не обращая внимания на всеобщую суету и треск пламени, приказала сбежавшимся на её призыв домочадцам:

— Расположитесь вокруг меня. Возьмитесь за руки. Смотрите в небо. Представьте себе, что в нём сгущаются, наползают со всех сторон тёмные грозовые тучи. Вообразите проливной дождь. Думайте об этом. Сконцентрируйтесь. Посылайте, в небеса мысленные сигналы, не отвлекаясь!

Глеб Сергеевич, подчиняясь, встал рядом с тётушкой. Ощутил в правой руке крепкую ладонь Еремея Горыныча, в левой — сухонькие пальчики бабы Ягоды.

Уставился напряжённо, как напутствовала тётушка, задрав голову, стараясь разглядеть за сизой дымкой небо и представить себе дождевые тучи.

Сама Василиса Митрофановна, оказавшись в центре, воздела свой посох острым концом вверх, и замерла так. А потом заговорила вдруг нараспев, речитативом:

— Свод небес, затянись, заволокись, заклубись, туча с тучей сомкнись! Дождь на землю накликаю, ливень бурный вызываю! — И далее: — Приди, приди туча тёмная, туча водяная, туча плодная! Из-за дремучего леса, из-за высокой горы, из-за широкой реки, из-за моря-окияна, из-за острова Буяна! Да пусть будет так. Аминь!

Прошла минута, другая.

У Глеба Сергеевича от дыма отчаянно слезились глаза. Но он добросовестно таращился вверх, и впрямь вдруг вообразив отчётливо грозовое небо, тяжко ворочающиеся там чёрные тучи, нависающие низко над землёй своим серым, волглым, словно мокрая вата, торчащая из разодранной телогрейки, подбрюшьем…

И у них получилось!

Сперва на лицо отставного чиновника упала одна крупная капля. Потом вторая, третья. Он почувствовал, что спасительная влага охладила всё ещё зудевшие после пережитых изменений тела плечи и спину, пропитала висевшую на нём клочками рубашку.

И вот уже единичные капли зачастили, забарабанили бойко, а затем слились в низвергнувшийся с неба поток.

И перед этим, шедшим стеной, ливнем, не в силах было устоять никакое пламя!

Оно скворчало, плевалось в отчаянье искрами, исходило паром, словно кто-то в бане плеснул холодной водой на раскалённую каменку, шипело испуганной змеёй, отступая и уползая, норовя схорониться в недоступных влаге норах и закутках, но дождь доставал огонь повсеместно!

Окрестности только что полыхавшего бора, затянул белый, остро пахнущий гарью, туман.

Все, принимавшие участие в тушении пожара, даже супостаты-поджигатели из команды Васи Копчёного, вымокнув мгновенно до нитки, приветствовали ливень восторженными криками.

А баба Ягода совсем не по-старушечьи, довольно бодро, поддёрнув длинную юбку и шлёпая босыми ногами с нелепым золотым педикюром, по вмиг наполнившимся лужам, принялась приплясывать, распевая с залихватским подвизгиванием:

— Дождик, дождик, пуще!
Дам тебе я гущи!
Выйду на крылечко,
Дам огуречка!
Дам и хлебца каравай,
Сколько хочешь, поливай!
И-и-их!

Вдруг непроглядное от дыма небо над головой ликующих огнеборцев засияло каким-то неземным, таинственным, перламутровым светом.

Ливень прекратился мгновенно.

Усадьбу — и дом, и двор, будто что-то накрыло сверху непрозрачным, гигантским фосфорицирующим колпаком.

А потом на то место, где располагался огород, прямо на картофельную ботву, бесшумно, величаво и плавно, в ореоле голубого сияния, опустилась, блистая округлыми серебристыми боками, летающая тарелка.

35

— Я… э-э… по английски не понимаю… — блеял между тем в ужасе Курганов. — Читаю и… э-э… перевожу со словарём…

— Понятно, — взирая на него с величайшим презрением, выдернул из его рук злосчастную бумагу президент. — Я переведу. Но прежде скажите мне: у вас вице-губернатор, некая Барановская, есть?

— Е-есть… — заморочено подтвердил Александр Борисович.

— Так вот, как следует из этой вот платёжки… копию которой мы получили… мнэ-э… скажем так, по своим каналам, следует, что эта мадам Барановская перевела сегодня ночью в качестве пожертвований двадцать миллионов долларов!

— П-пожертвований? Н-ничего не понимаю… кому? — полуобморочно не мог взять в толк губернатор. — Да и откуда у неё столько денег — двадцать миллионов? Долларов?! — и тут же прикусил язык.

Как не был он испуган, расстроен и ошарашен, сообразил мигом, что такую сумму Надежда Игоревна могла получить только из одного источника — из «общака». Из его, чёрт бы её побрал, «общака»!