Сказка для Северуса Снейпа-2 (СИ)

Неделя для Северуса выдалась достаточно хлопотная. Он давно уже привык к тому, что его учительская нагрузка была выше, чем у других преподавателей – просто потому, что в обязанности зельевара входило также варить лекарства для больничного крыла, а тут еще начало осени - квиддич, по которому маленькие болваны истосковались за лето, и дожди. Кроме того, Минерва, у которой случилась бурная стычка с Амбридж, дважды сорвала раздражение на слизеринцах и назначила нескольким - по мнению Северуса, ни в чем не повинным - студентам отработки с Филчем. Не мог же он оставить подобное без ответа! Пришлось, конечно, назначать отработки первым попавшимся под руку идиотам из Гриффиндора. Не то чтобы это было некстати. Руки для нарезки простейших ингредиентов требовались, кажется, всегда. Тем более что Северус еще умудрялся частично, за спиной Альбуса, сбывать зелья в аптеку. Однако на этой неделе их требовалось сделать все-таки меньше, чем было произведено. А долгий и утомительный рабочий день, между тем, порой затягивался до самой ночи, и по возвращении в свои комнаты Северус валился без сил на постель и засыпал сразу же, едва успев снять ботинки.

Однако, несмотря на всю загруженность, как только выдавалась свободная или не требовавшая полной концентрации минутка, мысли его тут же сворачивали к шкатулке. Точнее – к увиденному. Альтернативная история собственной жизни подняла в его памяти множество воспоминаний, которые Северус считал глубоко похороненными. Теперь он вновь и вновь перебирал их, сравнивая и одновременно пытаясь найти ключи к пониманию того, что же в действительности показала ему шкатулка. Между Северусом и его немой копией, а также обстоятельствами, в которых они росли, было немало сходства. Шкатулка даже сохранила характеры всех, с кем ему пришлось иметь дело в раннем детстве. Безвольная, бесхарактерная мать, буйный отец, бабушка, которая не могла простить дочери побега из дома и неравного брака. Дебил-кузен, на сторону которого она всегда вставала. Колдовать Виктор умел из рук вон плохо, зато не упускал случая напакостить Северусу, выпустив заклинание из-за угла. Большое счастье, что кузена «из-за слабенького здоровья» оставили на домашнем обучении. Конечно, бабушка не хотела позориться, выпуская в свет внука, у которого палочка вываливалась из рук.

Зато характер сказочной версии Северуса значительно отличался от характера его настоящего. Немой мальчишка был абсолютно лишен той озлобленности, которая была бичом Северуса в этой жизни. А еще, с тоской отмечал Северус, в мальчишке было куда больше упорства, чем в нем самом. Имея такой ужасный врожденный недостаток, испытывая все прелести детства в нищей неблагополучной семье, он, между тем, шел напролом там, где сам Северус предпочел бы отступить и затаиться. Возможно, даже навсегда.

А вот Люциус оставался Люциусом. Северус вспомнил, как тот пожал ему руку после распределения. Разумеется, нищий мальчишка, действительно почти ублюдок одного из известнейших родов, вряд ли мог вызвать у сиятельного аристократа какие-то иные чувства, кроме брезгливости, но слизеринцы своих не бросают. Однако Люциус довольно быстро заметил не только потрясающую способность Северуса влипать в переделки, но и его таланты. И взял под свое крыло. Собственно и к Лорду Северус плавно перешел из-под этого крыла, черт бы его побрал. Как часто Северусу потом хотелось, чтобы все повернулось иначе, чтобы Люциус не врал ему, рассказал все честно, отговорил принимать метку. Но конечно, Люциус не сделал бы этого, хотя бы потому, что окклюмент из него вышел очень посредственный, а Лорд был законченным параноиком и постоянно устраивал проверки даже тем, кому доверял больше всего. Что ж, если даже полностью забыть то, что случилось после школы, и вычеркнуть уже взрослую, зрелую дружбу – с вечной оглядкой, конечно, как бы не оступиться, но все же реальную дружбу, такую, какая только возможна между двумя слизеринцами, дружбу, в которой при всех различиях в статусе, эти различия Люциусом не подчеркивались, что давало надежду на некоторое равноправие, - в школе Люциус действительно возился с Северусом больше, чем с кем бы то ни было. Возможно, из-за вечных передряг, из которых Люциусу приходилось вытаскивать его, как старосте. Или из-за того, что как Северус ни пытался спрятать свое восхищение, как ни натягивал на лицо маску равнодушия, как ни огрызался в ответ на предложение помощи иной раз, чтобы выглядеть самостоятельным, его отношение все равно было очевидным. А Люциусу нравилось чувствовать себя покровителем и важным. И только за одно это можно было быть ему бесконечно благодарным – он никогда ни намеком не показал, что знает о чувствах Северуса. Ни в первые школьные годы Северуса, ни после.