Сказка - для светлого ума закваска

А пришел вечером из леса, что-то даже ужинать не хотелось. Устал, что ли? Ну раненько и спать улегся. А как заснул — сразу в какой-то чудной сон окунулся. Вроде сон, а вроде и явь?! Стоит он будто бы на полянке в лесу, на той самой, на какой с Васильком на поваленном дереве отдыхали. Только приятеля рядом нет. Никого рядом нет, а кругом— не то вечер, не то день. Непонятно это, потому как солнышка не видать. И туман кругом. Негустой, но и не утренний, с дымкой. У Матвейки в руках — пусто: ни лукошка, ни ведерка. И зачем в такую даль зашел, если с пустыми руками-то? Сидит он будто бы на дереве том поваленном, и не страшно ему вовсе, что совсем один. Только не по себе как-то...

И тут выходит из леса женщина, сарафан яркий, цветами разноцветными расписанный, а на голове — платок лазоревый. Вышла из чащи на поляну и остановилась. И вперед не идет и назад не торопится. Стоит и на Матвейку глядит. И взгляд у нее такой строгий, будто у Анны Семеновны, учительницы. Матвейка учительницу свою уважал и слегка побаивался. Весь прошлый год Анна Семеновна его перед другими ребятами в пример ставила: мол, способный он и трудолюбивый, только уж больно резкий да нетерпеливый. Да кто в первом-то классе терпеливым станет? Вон Юлька Соколова, и та порой то всплакнет, то взбрыкнет, уж на что терпеливая?

Да не об Юльке теперь речь!.. Стоит эта самая, в лазоревом-то платке, и глядит. Может, Матвейка ей не глянулся, а может, просто на кого другого сердитая? Но вовсе мальчонке не знакомая. А он, считай, всех в округе знает. Может, в гости к кому приехала? Ну да! Сейчас про дорогу в деревню спрашивать станет, вон уж к Матвейке направилась... Только про дорогу женщина Матвейку спрашивать не стала. А подошла к нему ближе и остановилась:

— Как ты сюда попал? — спрашивает, словно не знает, как в лес люди попадают.

Хотел Матвейка ей это сказать, только вовремя глазами вокруг себя посмотрел... Ведь не тот это лес, в котором с Васильком нынче были! Места похожие, но не те! Тут и листва зеленее, и деревья выше, и вокруг тише: ни звука не слыхать... Растерялся Матвейка, не знает, что и сказать. А как он, правда, сюда попал?

— Обратную дорогу знаешь? — опять спрашивает женщина. — Выходит — нет? А знаешь ли ты, что обратной дороги из этого леса и нет вовсе? Есть одна тропка, только по ней не всякий пройти сумеет...

— Да ты мне, тетенька, только эту тропку покажи, да куда идти скажи, а я уж сам отсюда выберусь, — уверил Матвейка женщину, а сам уж засомневался: так ли?

— Даже если тропку покажу да как выйти расскажу, сумеешь ли пройти? — опять смущает словами женщина. — Правда, тропка та длиною в полверсты, зато и намаешься на ней ты.

— Да я, ежели бегом, полверсты в один миг пробегу! — Матвейка правду говорил: бегать он мог — ого-го! За ним ни один мальчонка-ровесник угнаться не мог. Уж что-что, а бегать Матвейка умел!

— Да на той тропке не ноги главное! — почему-то задумчиво ответила женщина и села рядом с мальчонкой на поваленное дерево. — Тут, Матвейка, все твое умение да все разумение могут понадобиться...

— А ты мне расскажи, тетенька, я смекалистый. — попросил мальчонка и приготовился слушать.

— Так тут и рассказывать особо нечего... Придется тебе по тропке идти, на которую градины крупные падают: пройдешь так, чтобы градины те в тебя не попали — хорошо, не пройдешь — испытания претерпишь. Вот и все. А уж какие те испытания — я не знаю. Не от меня они зависят, а от тебя самого. Если домой жив-здоров добраться хочешь, терпи! Помощи ни от кого не жди, некому тебе помогать-то. Только двое нас тут: ты да я.

— Тетенька, а почему ты имя мое знаешь, а я твое — нет? — поинтересовался Матвейка.

— Я-то всех на земле знаю, а вот ты... Ты тоже имя мое хорошо знаешь: имя мне — Мать Сыра Земля! Слыхал, небось?

— Так разве Мать Сыра Земля — женщина? — удивился мальчонка.

— А как же? Не мужчина же? Ну пойдешь, что ли?

— Тетенька, а градины-то крупные? — почему-то спросил Матвейка и пожалел, что не взял с собой отцовский зонтик: с ним бы враз добежал. С таким зонтиком любой град — не помеха.

— Да нет, не очень крупные, не более вишни, но уж больно тяжелые да обидные. Град тот из твоих, Матвейка, плевков выкован. Частенько на землицу-то плевал, даже того не замечал. А для меня, для Сырой Земли, каждый твой плевок — тяжелее молота. Да и обидно тоже... Гляди, кабь тот град тебе по голове не попал: враз шишка образуется

Запугивает, что ли Мать Сыра Земля Матвейку? Что он града что ли никогда не видал? Скорее бы лучше тропку показала...