Сказка - для светлого ума закваска

Бывало, что и находила «коса на камень». Тут уж Бориске тяжелее всех приходилось: ему и родителей жалко и жену любит до беспамятства. Вот и маялся. Саму Анютку зло брало, что в ее родном доме раньше совсем чужая девка, Елена-то, командовать берется. Первые полгода что-то не больно-то покойно в семье было. Может, так бы и мыкались, кабы не случай один... Случай этот, вроде, их семьи совсем некасаемый...

У Анютки заветная подружка в деревне была, Лизутка Колоскова. С нею и поиграть, и похороводить — одно удовольствие. Уж больно много Лизутка песен старинных знала да историй разных. Это уж бабка ее постаралась. Внукам-то своим из прежней жизни много чего сказывала. В молодые годы жила Лизуткина бабка в барском доме. Пока девкой была — горничной числилась, а как замуж вышла да младенца родила, стала у младших барчуков за кормилицу. Барин-то рано без жены остался, померла та в одночасье. А тут — детишки маленькие. Вот Лизуткина бабка и сказывала, как сама этих детишек выхаживала. Это уж потом им воспитательниц разных навезли. А поначалу одна кормилица с ними управлялась. Так года два одна с детишками и мыкалась.

За эти годы, рассказала бабка, подарил ей барин в благодарность подарков множество. Юбки да кофты, платки да шали — те со временем сносились. А вот самые дорогие подарочки бабка в особой шкатулочке хранила. Анютка всего один разок ее и видала, но с тех пор и забыть не могла. Да и то уговорила Лизутка бабку свою шкатулочку показать, видать, хотела перед подружкою похвастать. А и было, чем хвастать-то. Анютка никогда досель таких красивых вещиц не видала. А были там сережки с рубиновыми камушками. Ох, хороши! Казалось, будто капельки красненькие прямо из золотых дужек выплеснулись. А еще — цепочка витая, видать, золотая. Была там еще маленькая цепочечка. Анютка еще подивилась: на какую же шейку та цепочка сгодиться могла? А бабка пояснила, что не на шею это, а на руку. И называется — браслет. Лежали в той шкатулке два колечка: одно с таким же камушком красненьким, как и сережки, другое — с изумрудным глазком, то, что с красненьким, — большое, а вот с изумрудиком — колечко малюсенькое, только на девчонку небольшую. И осталось рассказать только еще про одну старинную вещицу, что в шкатулочке лежала. Табакерка. Там, бабка сказывала, барыня табак хранила, пока жива была. А барин эту вещицу бабке подарил после одного случая памятного.

Захворал младший барчоночек какой-то тяжелой да заразной болезнью. Доктор только глянул — приказал сразу других ребятишек из дому увести. Опасно это. Старших барчуков к тетке в соседнее имение увезли, а младшенького-то куда? У кормилицы, хоть и своих двое детишек в то время было, а вот, видишь ты, не бросила больного ребенка. С ним в доме осталась. Долго мальчонка хворал, но все же выходила его Лизуткина-то бабка. Уж больно ей за это барин потом благодарный был, вот табакерку и подарил. Бабка все это сказывает, а девчонки ей прямо в рот глядят: какая она была услужливая да преданная своим-то хозяевам?! Ну как такую не одарить?..

Были потом у бабки Лизуткиной и тяжелые времена, но гордилась старушка такими-то подарками. Даже в тяготах земных шкатулочку эту не продала да на безделицы не выменяла. Анютка понимала: шкатулочка эта — огромная ценность для крестьянской-то семьи. А как все поглядели да бабкины рассказы послушали, так и просит старая Анютку в секрете увиденное держать, не больно-то чужим про шкатулочку ту сказывать. Оно понятно, кабы не прознал какой нечестный человек да на шкатулочку ту не позарился... Ну Анютка уж не маленькая, четырнадцатый годок пошел, вот она никому и не болтала, только матушке своей про увиденное рассказала. А та разве кому скажет?..

А тут как-то по осени Анютка вдвоем с матерью в избе сидели. Вдруг к ним — нежданный гость! Бабка Лизуткина приходит. Лицо серьезное да обеспокоенное. На иконы перекрестилась, и сразу:

— Лизавета, я к тебе с серьезным разговором пришла. Анютка пусть тоже останется. Это и ее касается.

И давай сказывать. Уже с неделю в доме у Колосковых беспокой да тревога. Каждую ночь, как на дворе стемнеет, слышат они стук в окошко. Поначалу думали, может, деревенский кто? Распахивали окно, даже двери раскрывали — никого! А как дверь запрут — снова стук. Они уж в избе и свет тушили, и к окошкам подходили: может, хоронится кто? Только там и нет никого! Потом стук этот уж каждую ночь повторялся. Только не целую ночь, а когда уж стемнеет, но народ в избе еще не спит. Стук тот, хоть и робкий, но настойчивый. Сын бабкин, Лизуткин-то отец, не раз с топором в руках избу свою кругом обходил, а только никого он так и не встретил. А стук тот прямо душу рвет, покою семье не даёт.