X
Тем временем звереныши, потерявшиеся после событий второго дня последнего месяца лета, нашли друг друга на лежке кабанов. Клыкастый предводитель распорядился – и чужеземной животине был оказан сказочный прием, хотя ничего сказочного в нем, честно говоря, не было: так, обогрели да накормили зверушек. А сказочным я его назвал исключительно потому, что происходило-то все в сказке.
Зверьки долго наперебой рассказывали друг другу об увиденном и пережитом. Старый кабан слушал этот щенячий писк с присущим его возрасту снисхождением. В какой-то момент грозный воин ощутил теплоту и расположение к этим маленьким представителям лесной фауны, еще не испорченным прозой звериной жизни, кознями хитроделанных да алчностью окружающего их сообщества. Он вдруг вспомнил себя в таком возрасте, рассказы старых кабанов, как хулиганил с товарищами, как доставалось от старших и как было фиолетово – сколько какая скотина шишек имеет. Шакаленок, увидев проснувшегося кабана, начал метаться между друзьями и старым воином. В конце концов зверьки переместились к лежке кабаньего предводителя и обступили его плотным кольцом. Его новый друг взахлеб рассказывал своим друзьям о подвигах старого кабана, о том, как он единолично утер мокрые носы трем легавым псам, о том, как заступался за него в срамной яме, ну и о том, каким удивительным образом сидельцам удалось избежать наказания и встречи с мерзкой козлиной мордой.
С к а з о ч н и к: Кабаны на нюх не переносили козлов, «отправляющих правосудие». Козлы же, в свою очередь, отвечали клыкастым взаимностью и при первой возможности накручивали хулиганам на полную катушку. Старый шакал оберегал блеющих от посягательств кабаньего племени, объявляя вне закона любого, разинувшего пасть в сторону бородатых. Козлиные морды, ощущающие опасность, нависавшую над их лукавыми рогатыми бошками, старались не покидать центральной опушки леса ни под каким предлогом, но безнаказанность, обеспеченная властью на описываемых территориях и полная потеря бдительности нет-нет да и делали блеющих жертвами обозленного зверья. Рогатые либо просто исчезали и их более никто не видел, либо, будучи изрядно подранными, всю оставшуюся звериную жизнь проводили в страхе, побаиваясь всех и вся. Такая, видать, была их козлиная доля: порешал что-то по беспределу – ну, так, как шакалам выгодно – возмущенное зверье разорвало, а сделал супротив шакальей воли – вообще кирдык, толстоносые тут же устроят показательный процесс над изгоем… Да уж, как говорится в мире людей, тяжело сидеть одним попом на двух пеньках. Думаю, порядка в человеческом обществе могло быть больше, если бы за беспредел, связанный с использованием закона, с козлов, то есть с людей в мантиях, спрашивали бы не по закону, а придушив какое-то количество двуличных. Глядишь, остальным бы неповадно было… Что-то я теряться начал: где тут сказка, а где – выдумка. Ладно, ну их, этих козлов в мантиях… Или нет: ну их, этих людей козлиной наружности… Или – козлов в человеческом обличье… Вернее, я хотел сказать, ну их, этих козлов и людей в мантиях. Кажись, опять что-то напутал. Надо было все-таки на певца учиться! Поешь себе по написанном – и никакой тебе самодеятельности, а тут – того и гляди, кто-то разобидится да подзатыльников навешает.