Сказка о принце. Книга первая

Патрик долго стоял так, глядя в ночное небо, кусая костяшки пальцев. Глаза его были сухими. Потом развернулся и прижался лбом к скале, до крови обдирая пальцы о каменные уступы и поросшие мхом холодные булыжники.

Утром Вета не могла поднять глаз. Она плохо помнила то, что говорила накануне, но и того, что помнила, оказалось достаточно, чтобы краснеть от стыда.

– Ваше высочество, простите, – глухо проговорила она, не глядя на него. – Я… вовсе не думаю того, что вчера…

– Да полно, Вета, – отозвался принц. – Я все понимаю.

Он был бледен, потому что не сомкнул глаз накануне, охраняя их обоих. И молчалив, потому что все то, что вчера выкрикивала ему девушка, знал и понимал сам. Она была тысячу раз права, и правота эта тяжелым грузом лежала на его совести. Четыре смерти случились в этом мире по его вине. И то, что погибшие сами сделали свой выбор, вины не умаляло.

Всю жизнь, сколько он помнил себя, Патрик слышал от отца, что король посылает людей на смерть и имеет на это право. Он знал это. Но оказывается, что знать и понимать – вещи совсем разные. Можно тысячу раз знать себя правым, но отказываться принять это. От королей зависят судьбы. И не всегда судьбы эти сплетаются в тот узор, который хотели бы. Но кто сказал, что король не в ответе за каждую из этих нитей? И кто знает, быть может, ТАМ с него и спросят – ответ. «Что ты сделал для того, чтобы те, за кого ты отвечаешь, стали хоть чуточку счастливее?».

Счастлива ли стала Жанна, погибшая так нелепо и бессмысленно в свои девятнадцать? Как хрупко и невовремя расцвело ее чувство к Кристиану. Патрик до сих пор не мог поверить в этот обдуманный, страшный поступок. А может, и права она была; по крайней мере, ужасов каторги она избежала, ей не пришлось долго и мучительно умирать в занесенном снегом бараке.

Магда, несомненно, была счастлива. Их недолгая любовь – да, любовь, любовь! – принесла ей, быть может, единственное за всю жизнь счастье. Что знала она, выходя замуж? Благодарность, уважение, привязанность? Во всем этом не было ни капли той отчаянной страсти, из которой на три четверти состоит любовь. А оставшуюся четверть – даже если женщина сама себе ее придумала, кто сказал, что она не права? Если она стала от этого хоть немножко счастливее?

Стал ли счастливым Ян, защищая любимую девушку и друга? Стал ли он счастлив, когда сказал, наконец, о том, что носил в себе весь этот год? Тысячу, десять тысяч раз улыбается сверху его душа – «Ты ни в чем не виноват…», но раз за разом совесть кричит: «Виновен!». Это – на всю жизнь.

А Джар?

А остальные, пострадавшие лишь потому, что были рядом с ним? Четырнадцать сломанных судеб на его совести. И нельзя даже избавиться от этой вины, потому что он должен жить. Должен дойти. Потому что нужно вытащить тех, кого осудили вместе с ним. Потому что нужно найти мать и маленького сына Магды. Потому что он обещал. И еще – в его руках страна, которую рвут на части жадные волки. Которая может достаться тому, кто управлять ею – не достоин. А потому нужно жить.

Серое небо над их головой расплакалось, наконец, мелким дождем.

* * *

Дорога – тропинка – поворот – овраг – бездорожье, серая пыль под ногами, ноющие лодыжки, запекшиеся губы, холодная вода из родника, вереск и сосны. Дорога, дорога. Из прошлого – в будущее, из войны – в мир, все отступает, теряется под высоким небом, под неторопливыми облаками, все делается неважным. Кроме одного – цели, к которой ведет эта сизая лента. Тишина, безмолвие, мягкая трава подлеска, тяжелая усталость, от которой нельзя избавиться даже во сне.

Они шли лесом. Карты у них не было, а выходить на проезжую дорогу – опасно. Оставалось ориентироваться по солнцу и лесом, вдоль тракта, идти на запад, в Еж. В Еже – единственная зацепка – гостиница «Магдалина» и человек, который должен ждать их с запасными конями. Если… если. Если ждет их там все-таки друг, а не засада.

С собой у них не было почти ничего – истрепанная одежда каторжницы и разорванный мундир солдата королевской пехоты, огниво, палаш да нож, да головы на плечах. Провизия, оружие, немного бинтов – все осталось в карете. Теперь приходилось надеяться лишь на себя да на лес, который, хотелось верить, не выдаст.

Горожанка, редко бывавшая в лесу, Вета совсем растерялась и сникла. Если б не молчаливо идущий чуть впереди Патрик, она бы и направление выбрать не смогла. Принц, которого обучали искусству благородной охоты, был все-таки опытнее своей попутчицы.

Негде было достать хлеба, но Патрик сумел сделать себе лук – не Бог весть какой, из гибкой ветки орешника, и десяток стрел, и жить сразу стало легче. Подбитые белки, глухари, пусть без соли и хлеба, – все-таки лучше, чем ягоды и коренья. Да и ягод в мае еще нет. Коренья съедобные… но как знать, какие они? Первые дни оба на ходу подбирали прошлогодние кислые падалицы, срывали траву, показавшуюся знакомой, надеясь, что «Бог не выдаст, свинья не съест».