Сказка о принце. Книга первая

Дом коменданта стоял чуть в стороне от всех остальных построек и резко отличался от прочих и внешним видом, и даже, казалось, запахом. В нем пахло хлебом, а в бараках и на центральной «площади» – голодом. Комендант Штаббс, высокий, жилистый, с военной выправкой мужчина лет сорока с небольшим, больше всего напоминал собой стальной клинок. Светло-серый мундир, прямые седые волосы, небольшие умные глаза цвета стали… даже голос у него был словно металлический. Он появлялся на территории редко, но знал, казалось, все и про всех. Имя его было Август Максимилиан, а история появления здесь – загадочна. Говорили, что когда-то он был офицером гвардейского полка, а сюда попал за дуэль. Говорили, что он авантюрист из морских пиратов, перешедший на сторону короны добровольно, за что его наградили ссылкой сюда. Говорили… много чего про него говорили. Но и боялись, и, как ни странно, уважали.

Но комендант комендантом, а полсотни человек охраны – и солдаты, и штатские надзиратели – представляли собой ту еще публику. Волчья Яма – последнее место, куда нормальному человеку хотелось бы попасть, поэтому сюда, как и осужденных, солдат отправляли лишь отпетых, таких, которым терять было нечего. Основным аргументом тут считался кнут, а наградой – кулак. Не имея возможности драться между собой, нерастраченную энергию они направляли на головы и спины каторжников. Зуботычины считались пустяками, а язык, на котором объяснялись они между собой и с каторжниками, состоял из нормальных слов лишь на одну четверть.

Выживать каждому приходилось в одиночку.

Яну и Патрику было проще, чем Вете, – они оставались вместе. Вырванные из привычной жизни, стиснутые, словно прессом, правилами этого жестокого маленького мира, они не расставались теперь ни на минуту, словно боясь потерять то последнее, малое, что у них осталось, словно в каждом для другого жила частица дома. Они почти не разговаривали, потому что вспоминать было слишком больно, мечтать о будущем – безнадежно, а в настоящем не существовало ничего такого, что требовало бы внимания и работы ума. Засыпая, стиснутые со всех сторон чужими людьми, они инстинктивно старались прижаться друг к другу, отодвигаясь от соседей. Шагая в строю, порой касались друг друга локтями, точно проверяя, здесь ли, не исчезло ли то единственное, что еще важно. Работали в паре, хотя сначала их пытались разъединить, поставить с другими – не обращая внимания на угрозы и свист кнута, оба упрямо делали по-своему. Прикрывали друг другу спину при частых и жестоких стычках в бараке, выживая вместе, а не поодиночке.

Это были обычные проверки новичков на прочность, устанавливавшие затем их место в каторжной иерархии. Как во всякой стае, пусть даже собранной в одном месте не своей волей, в бараке существовала строгая лестница отношений, и не дай Бог кому – нарочно или по незнанию – нарушить этот порядок. Даже спальные места на нарах распределялись по строгой схеме.

Самое лучшее – в углу у окна – принадлежало неписанному начальнику, чья власть порой значила больше, чем власть коменданта рудника. Главарем барака считался Хуглар – тот самый детина, с такой яростью встретивший Патрика и Яна в первый день. Он отбывал на каторге пожизненный срок и обстоятельства своего появления здесь не только не скрывал, но и гордился ими; не без основания – в прошлом подручный атамана знаменитой банды, наводившей ужас на все земли окрест столицы, Хуглар прославился изощренной жестокостью, с которой убивал своих жертв. Двое его товарищей – Сэмджи и Папаха – попали на каторгу с ним вместе, и троица эта за год сумела подчинить себе всех остальных обитателей барака. Оба возлежали рядом со своим королем у окна и ведали распределением спальных мест.

Чуть ниже Сэмджи и Папахи, но намного выше остальных стоял Джар – маленький, смуглый, кривоногий и удивительно некрасивый, похожий на хорька хищной улыбкой. Был он злой, молчаливый и сильный. Откуда он и почему попал сюда, не знал, кажется, никто, кроме Хуглара, который, впрочем, об этом не распространялся. Но было в Джаре что-то такое, особенное, выделявшее его из толпы. Умное лицо, правильная, несмотря на ругательства, речь наводили на мысль, что этот человек получил неплохое образование, да и в повадках его порой проскальзывало что-то не простонародное. Джар был лекарем. Об этом никто не говорил вслух, потому что сослан сюда он был со строгим запрещением лечить, поэтому все делали вид, что о знаниях его никто не догадывается. Благодаря Джару барак легче остальных переносил болезни, быстрее залечивал раны, нанесенные в многочисленных потасовках. В первые дни Ян и Патрик не раз ловили на себе пристальные взгляды этого странного человека – хмурые, не то изучающие, не то оценивающие. Тем не менее, Джар никогда не упускал случая уколоть друзей – и лучше бы уж были кулаки, чем едкие его насмешки.