– Я поняла вас, милорд, – выговорила она, наконец, очень спокойно. – Я ценю ваше предложение и… подумаю над ответом. А пока прошу: оставьте меня.
– Надеюсь, вы сделаете правильный выбор, ваше высочество, – коротко поклонился Густав.
К покоям королевы Изабель почти бежала и лишь у самых дверей ее замедлила шаг, чтобы усмирить дыхание. Пелена гнева и отчаяния застилала ей глаза; неужели Густав сказал правду? Неужели мать действительно уедет и оставит их здесь – одних? Как нужно ей сейчас посоветоваться с кем-то старшим, опытным, умным; с кем-то, кто даст совет и возьмет на себя тяжесть решения! Пусть бы кто-нибудь сказал, что ей делать: принять или нет предложение Гайцберга?
Принять? Изабель поежилась. Да никогда в жизни! Он омерзителен, он почти старик, но дело даже не в этом. Густав – человек, убивший ее брата. Разве может он стать ее мужем?
Камер-фрейлина королевы леди Аннелиза фон Штрау выскользнула из боковой двери и устремилась ей навстречу, вся в ворохе черного с лиловой отделкой шелка.
– Ваше высочество, к Ее Величеству нельзя – она очень занята!
Изабель остановилась, сдула с потного лица прилипший к щеке локон.
– Леди Аннелиза, я вас прошу… очень прошу: доложите Ее Величеству, что мне очень нужно поговорить с ней! Пожалуйста! Это очень важно!
– Успокойтесь, ваше высочество, – невозмутимо (годы выучки!) проговорила камер-фрейлина. – Сию минуту. Правда, боюсь, Ее Величество не станет вас сейчас слушать…
Несколько минут Изабель нетерпеливо мерила шагами большую, квадратную гостиную, разглядывая висящие на стенах картины и не видя их. Все здесь было отделано нежными лиловыми, сиреневыми и фиолетовыми оттенками – комнаты королевы выходили окнами на юг, – чтобы приглушить рвущееся с утра и до вечера в окна солнце. Мебель темного дерева, расшитые подушки на диванах… все спокойно, строго, невозмутимо – так же невозмутимо, как и сама королева Вирджиния. Изабель невольно вспомнила, как детьми они с Патриком, приходя утром к матери, долго стояли перед этой самой дверью, пытаясь придать себе серьезный вид и не смеяться каждую секунду: королева не терпела шалостей. Помнится, однажды Патрик показал сестре язык, а она толкнула его, да так неудачно, что он отлетел к противоположной стене и сшиб большую напольную вазу версанского стекла. Ваза разбилась; разумеется, королева пришла в ярость – эту вазу она привезла с собой с родины. Патрик, жалея сестру, взял тогда вину на себя и на трое суток остался лишен сладкого и верховой прогулки с отцом. Мать так никогда и не узнала, что на самом деле разбил тогда эту несчастную вазу. Изабель яростно отерла щеки. Перед матерью надо быть сдержанной и спокойной, она не выносит эмоций.
Но когда камер-фрейлина вышла к ней и присела в реверансе, что означало разрешение пройти, Изабель так быстро рванулась к заветной двери, что едва не сбила удивленную даму с ног. И тут же забыла об этом.
Ее Величество королева Вирджиния еще носила траур по мужу, и тонкая, прямая ее фигура в черном шелке казалась выточенной из драгоценного камня. В комнате, несмотря на жаркий вечер, горел камин, и королева, сидя в кресле с охапкой бумаг на коленях, просматривала их и то и дело бросала в огонь сразу целые кипы. Через раскрытое окно падал на пол закат; тонкий аромат духов королевы был знаком с детства, и Изабель вздохнула, на миг став маленькой девочкой, пришедшей к матери пожелать ей спокойной ночи.
– Чему обязана? – сухо, не глядя на дочь, бросила королева. Наваждение рассеялось. Она давно уже не маленькая девочка, да и мать вряд ли настроена пожелать ей сейчас приятного сна.
Принцесса присела в реверансе.
– Матушка, Ваше Величество, добрый вечер!
– Надеюсь, что добрый, – рассеянно отозвалась королева, бросая в огонь еще одну охапку бумаги.
– Что вы делаете, матушка? – против воли спросила Изабель, глядя, как корчится в огне охапка тонких, изящно выделанных листов, исписанных знакомым почерком.
– Разбираю бумаги, – ответила Вирджиния. – Это письма твоего отца, а они мне больше не нужны. Сомневаюсь, чтобы и здесь они пригодились кому-то… а я не хочу тащить с собой лишний груз.
– Так это правда? – спросила Изабель, глядя на нее. – Это правда, что вы уезжаете, Ваше Величество?
Королева пожала плечами.
– Это правда. Но ты-то откуда об этом знаешь?
– Мне сообщил лорд-регент… король.
– Быстро, – равнодушно сказала королева. – Что ж, через несколько дней это все равно стало бы известно.
– Он сделал мне предложение, – едва слышно выговорила Изабель, по-прежнему глядя на мать.
– Да? – Вирджиния швырнула в огонь еще несколько листов. – Собственно, я знаю. Густав как раз и приходил ко мне просить твоей руки.
– Что мне делать, матушка? – прошептала принцесса.
– Тебе решать, дорогая моя, но я бы советовала принять предложение Густава. Это очень хорошая партия, а ты должна понимать, что сейчас тебе вряд ли придется рассчитывать на что-то большее – времена трудные, и…
– Матушка, – вспыхнула Изабель, – зачем вы так?
– Я что-то не то сказала? – удивилась королева.
– Зачем… почему вы уезжаете? – с отчаянием спросила Изабель. – Ну, почему?!