Сказка о том, как Герда бежит за Каем (СИ)

Она попыталась оттолкнуть его, но это едва ли пошатнуло Драко. Они злились. Оба. И это было для них так типично — единственная ниточка привычного в этом сумасшествии. Почти клише.

— Не трогай меня! — воскликнула девушка.

Ему нужно запретить законом приближаться к ней больше, чем на пять шагов. Потому что Гермиона полностью переставала себя контролировать. Он каким-то образом постоянно разрушал все защитные слои её чувств, проникая в самое ядро и вытаскивая его наружу, неважно, чем оно было наполнено: страстью, злостью, слезами. Ему было под силу вытрясти из неё каждую эмоцию.

— Да не рассказывай, я знаю, что тебе нравится, — Малфой схватил её за кисти. Гермиона не была уверена, что этот его жест — не боязнь прикосновений.

— Нет, не нравится, Малфой, — ровно. Уверенно. Вот так. — Мне не нравится то, что ты в ярости, это небезопасно.

Она надавила на то, в чём была уверена. Гермиона до сих пор помнила его выражение лица в отеле, когда он понял, что до смерти напугал её той лампой. На секунду она действительно подумала, что Малфой может выйти из себя, и ужаснулась тому, как далеко парень мог бы зайти. Тогда она прочитала на его лице раскаяние. Гермиона не видела, чтобы он раньше раскаивался в чём-то так искренне. Пусть и безмолвно, но эту эмоцию оказалось легко вычленить — она была слишком явной.

Малфой поднял на неё взгляд, всё ещё удерживая её руки подле стены.

— Ты знаешь, что я не сделаю тебе больно, — парень слишком быстро раскусил план гриффиндорки.

— Тогда зачем ты подходишь? Ты же вроде как против насилия, не так ли, Малфой? — Гермиона пыталась дышать как можно реже, потому что его запах делал какие-то странные вещи с её мозгами. И это злило девушку ещё больше. — Разве это не делает тебя похожим на Фенрира?

Миллион незримых словесных дротиков — должно помочь. Это выглядело так жестоко со стороны. Но, по правде, Гермиона чувствовала, что Малфой несильно сжимал пальцы, он просто стоял слишком рядом. На расстоянии поцелуя. И она одинаково ненавидела это расстояние за то, что оно было таким маленьким, и за то, что оно вообще было. Сопротивляйся, мать твою! Те слова должны его оттолкнуть и сохранить ей подобие гордости. Но Малфой уже понял, как работали мысли в её голове.

— Перестань, Грейнджер, — фыркнул он, не веря ни единому слову девушки. — Насилие — это когда тебе на самом деле не хочется происходящего.

Малфой прижался к ней так резко, что она даже не успела сделать вдох, когда поняла: её окутал тот самый запах, который стал настолько концентрированным, что ему впору было спровоцировать заражение крови. Лёгких. Всего организма. Твёрдый язык парня силой разжал её губы, чтобы пройтись по нёбу. Черника. Вишня. Всё это смешалось, когда Малфой прикусил губу, и Гермиона поняла, что ожидала этого. Будто уже выучила его манеру целоваться.

Но сейчас было что-то не так. То, как Малфой это делал. Не было нежности или страсти, или ещё чего-то, что постоянно витало между ними, как оголённые проводки, которые только и ждут идиота, что будет достаточно тупым, чтобы дотронуться до них. Сейчас это было что-то вроде… способа доказать. Доказать Гермионе, что ему это позволено. И что она позволит.

Сопротивляйся. Гермиона высвободила руки и положила ему их на плечи, чтобы оттолкнуть. Сильнее. Но Малфой лишь взбесился, прикусывая жёстче и приковывая её к несчастной стене весом собственного тела так, что она едва могла сделать вдох. Ей нужно было сопротивляться. Нужно было. Но весь ужас, весь кошмар заключался в том, что на самом деле она скучала. Скучала. Скучала. Скучала. И даже понимая, что это всё просто иллюзия, ей было буквально невозможно воспротивиться. Зачерпнув ртом воздух, Гермиона потянулась за очередным поцелуем, притягивая его к себе за затылок ближе, сдавшись. Будто это правда могло сделать Малфоя ближе к ней.

Он опустил руки вниз, резко приподнимая её и практически бросая на парту. Это произошло не от недостатка силы — справиться с её весом и опустить на столешницу нормально. Это произошло от переизбытка ярости, что даже при таком тусклом освещении была заметна. Этого не должно происходить. Но когда Малфой подвинулся ближе, становясь между её ног, чтобы стащить с неё кофту, Гермиона принялась снимать с него рубашку, словно та горела на нём. Это было глупо. Это было неправильно. Это разрушит её окончательно. Но, видно, у неё был какой-то ненасытный аппетит к саморазрушению, когда дело доходило до Малфоя.

Гермиона дотронулась до его голых плеч и заметила, как он дёрнулся, напрягаясь. Этот жест был инстинктивным, чтобы сбросить её руки, но он удержался. И выглядел так, будто ему это реально стоит усилий.

— Драко, что… — но он не дал ей договорить, припадая к её шее. Потому что хотел. Или потому что знал, о чём девушка хотела спросить, и нужно было, чтобы она замолчала.