При живом ещё отце
Правил в лавровом венце,
Уваженье повышая,
Эффективно всё решая.
Работал в поте он лица
На дело своего отца,
Его держал за образец,
Отец и в Африке отец!
И весь труда отцовский стиль,
Он не выбрасывал в утиль
И своего вносил немало,
Но что основы не ломало,
Младым, свежим молодцом,
И что назначено отцом
Он планомерно закреплял,
А нерадивых грозно клял.
В карман не лез он за словцом,
Старался быть во всём спецом
И вдохновенно за всё брался,
И скрупулёзно занимался
Всей массой сложных царских дел,
Таща свой миссии удел.
Обратну связь крепил с народом
И с каждым племенем и родом,
Уделом, краем, запределом,
Слова доказывались делом.
Он управленцам доверял,
Но комплексно всё проверял.
Он не свирепым был, но жестким,
Жилось ему совсем не просто.
Вокруг него плелось чего-то
И капал кто-то на кого-то,
Подмётны письма находили,
Дерьмо на шлемы лили, лили…
Отцовски бывши друганы,
Всё становились не равны,
Всё норовили выделяться
И в выраженьях не стесняться.
Иные стали поучать,
Что хуже, и права качать!
Совать глупейшие прожекты
И строить наглые протекты,
Конечно же, своей родне,
Той, что сидит на самом дне
По части мозговых проблем
И, став источником дилемм:
Государева взять мужа,
Или задницею в лужу…
И всем им сопли подтирать,
И матом на тупых орать!
Ведь лучше при надёжном муже,
Чем вечно задницею в луже…
И чувствовал Колон, что время
Пришло ломать всё это племя,
А то, ведь, все отца дела
Сойдут и выгорят до тла…
А кто же будет Он тогда,
Балдона внук? – просто Балда!
И чувствовал Колон, – к лицу
Во всём подобиться отцу.
Где перлы зиждились Треченто,
Плоды велика Кватроченто,
Ведь говорил ему отец
Про Рим-цивильности венец!
И коль поучишься у Рима,
То дело твоё будет – «прима».
Колон как Царство укреплял,
Как нерадивых гнал и клял, —
Об этом в следующий раз.
Ещё Балдон давал наказ,
Свой ненасильственный указ:
Смотреть на всё как видит глаз,
Всё в сводках верно освещать
И окаянников стращать,
Чтоб править не мешали,
Чтоб умные решали
И к делу поспешали,
Удачи оглашали.
Кто ж на решенья не способен,
Того к другому приспособим.
Раскладка в мире изменялась,
Угрозами войны являлась.
Балдочудонская имперья
Грозилась, распускала перья.
Кругом крепила оборону,
Давая безопасность Трону.
Теснили бусурманы с юга,
Не забывая бить друг друга.
Орали, что в низовьях Дона
Терпеть нельзя людей Чудона,
А его сына нову власть
Убрать имеют они страсть.
А ляхи «с можа и до можа»
Грозились, силы свои множа,
Своих засланцев засылали
И жить под Папой всем желали.
Бузили всюду степняки,
Оскалив крепкие клыки
И оставались как бы вместе,
На сверх особом своём месте.
Сцеплялись меж собою горцы,
За власть и денег новы порцы,
Что были очень им нужны
И для престижности важны.
Они всегда боеготовы
И ждали всё заданья новы!
Фениугровцы не делились,
И в северах своих таились.
Всё без реакций на воззванья
И без ответов на призванья.
Бедны что очень утверждали
И новых сумм от Трона ждали.
А билалесы громко клялись
И в Запад взглядом устремлялись,
И прославляли своё братство,
Ведя расчёты на богатство.
А крайнюки всё веселились
И на других привычно злились,
И в чужи армии просились
И с самостийностью носились
Как с девственной своей мечтой,
И с мыслей «дельных» пустотой,
С известной фигою в кармане,
В мечтах о лёгких «мани-мани».
Бодряги, нос задрав, бодрились,
И в акваторный мир стремились,
И забывали проявляться,
С отчётами всех дел являться.
Цыниты деньги ворошили,
И новых схем одежды шили,
Писали всё заумны тексты,
А в них обманные контексты
И буквенные заморочки,
И абсурдические строчки…
Вдруг появлялись глашатаи,
В словах что Трон борзо шатали
И тявкали, что в нашем Царстве
Есть только глупость и коварство
И будто не было тех лет,
Что бедность мы свели на нет,
И будто не было сражений,
Всего и вся преображений
И будто благо состоится
Лишь только в лучших заграницах,
И будто эту вот имперью
Разумно разорвать в пух-перья!
И переделать вновь и снова
Так, чтобы всё было сверхново
И по новейшим образцам,
Что и не снилось праотцам,
Что всех вгоняли в перестройки
И всё не те свершали стройки,
И всё не так и всё не там…
И там тара-тара-татам…
Народ наш ушами хлопал,
И в такт ногами дружно топал
И всё ладони отбивал,
Потом лихо выпивал
За здравье зубоскалов,
Трона слюнополоскалов,
В массовый пошел психоз,
Клича: «бунты «СЕРЫХ РОЗ»!
Наш Колон в недоуменьи,
Сколько вложено умений
Сколько вложено труда,
А тут эта, блин, беда!
Сглузду съехал весь народ!
Вот такой-то поворот?!
Где я чё и как не понял,
Кругом столько чуждой вони!
И карканий черновороньих!
От лиц каких-то посторонних?
Откуда ж всё это взялось
И мне на темя пролилось?
И все опять как свиньи пьют,
А понажравшись, все поют:
«Серые розы, серые розы,
Грянут морозы, грянут морозы,
Мы наточим шипы
Нашей буйной толпы…»
А кто сильней ещё напьётся,
Тому ещё дурней поётся:
«Миллион, миллион, миллион серых роз
Нам принёс, нам принёс Дед Мороз…».
Думал мрачно наш Колон
В смыслы как вольётся он:
«Жизнь мне кажется «не та!»,
А позвать ка мне шута!», —
Он помощникам сказал,
Место встречи указал.
«Шут во дворце, как есть, он шут,
Но наш шутяра, – он не плут!
Мне всё как есть он порасскажет
И на опасности укажет», —
Так мыслил в теме наш Колон,