А к концу пути дошло-таки до Банифация!
Он аж побелел от ярости и беспомощности.
«Ах-ты ж вот же как оно! Ну да! Так и есть! Мне же тогда доложили, что он де омолодился, ну, ведь не подумал я, дубина стоеросовая, что он наглости наберётся и со всеми вместе, под шумок ко мне во дворец припрётся! Ах, Пантелеймо-о-он! Ах, старый плу-у-ут! И так ловко ж всё провернул собака!».
Банифаций выглянул в запотевшее оконце кареты, силясь разглядеть в толпе сопровождающих всадников фигуру лжефердинанда.
«А у него ж, помнится, два царевича было, два наследничка, — продолжал трескать пантелеймоновский орешек Банифаций. Стало быть второй Фердинанд — энто сынок его! Ну да! Потому и похожи, тут к бабке не ходи, сразу понятно! А меня ж как будто заговорил кто, не смекнул сразу! И где-то ж ещё и третий Фердинанд ошивается!.. Да-а-а! Вот тебе и выдал дочку замуж! Вот тебе и… Погоди… а если это Пантелеймон, то куда ж он меня везёт? Почему не в свои владения?! За тридевять земель притащились! Ничего не понимаю!.. Ну, ладно, сейчас приедем — разберёмся! Одно понятно, Фердинанд — никакой не Фердинанд, а проходимец Пантелеймон, обожравшийся молодильного яблочка!»
Однако, накрутив себя, Банифаций уже нетерпеливо ёрзая по сиденью кареты, не стал дожидаться, когда они доберутся до места назначения. Он открыл на ходу дверцу кареты и, высунувшись на полкорпуса, хладнокровно и грозно закричал:
— Пантелеймо-о-он! Пантелеймоша-а-а!
Пантелеймон осадил коня. Постоял немного, тяжело дыша, собрался с духом и подъехал к Банифацию.
— Дотумкал, Ваше величество?!
— А чтобы я, да не дотумкал!? Не на того напал, вражина!
— Ты это, Ваше величество, выражения-то выбирай, чай ты не где-нибудь, а у меня в гостях!
— Ври да не завирайся, твои владения начинаются за Клеверной пустошью! А это пустыня какая-то ничейная, песок один кругом, да верблюды.
— Не «за», а перед Клеверной пустошью! — поправил его Пантелеймон.
— Ну-ну… Далеко ещё ехать? — уже более миролюбиво спросил Банифаций.
— Недалече ужо.
Банифаций уничтожающим взглядом осмотрел с ног до головы Пантелеймона, будто видел его впервые, и скрылся в чреве кареты, что есть силы, хлопнув дверцей.
В новоиспечённый дворец Фердинанда-Пантелемона все прибыли почти одновременно.
Не откладывая разговоры в долгий ящик, Банифаций, едва оправившись с дороги, отыскал взглядом Пантелеймона. Сейчас он уже вполне уверенно мог различать «Фердинандов».
— Поговорим?
Пантелеймон, подставляя оголённый торс под кувшин с водой, который держал слуга, фыркая и покрякивая, проворчал:
— Успеется.
Он медленно вытер своё сильное молодое тело поданным рушником и сказал, не глядя в глаза Банифацию:
— Ты ж мой гость, давай не будем междоусобицу устраивать, это неуважение к хозяину! Сейчас дружину с принцессой дождёмся, посидим все вместе рядком, да поговорим ладком… А вон и они!..
Федоту, одержимому неожиданной роскошной идеей, уже не терпелось скорее оказаться во дворце Султанши.
«Щас, как приедем, лицо умою, рубаху новую надену и — к Медине! — довольно улыбаясь, размышлял Федот, — сначала чаю попьём зелёного, изюму с халвой покушаем, а потом я приобниму её за плечи и скажу…»
— Приехали-и-и! — звонко закричала Пелагея.
Из-за яркой изумрудной полосы оазиса показались, сияющие на солнце, маковки города.
Иван расслабленно потянулся, Агнесса тоже открыла глаза и запищала:
— И-и-и-и-и! — что, видимо, означало наивысшую степень счастья.
Когда бричка, сопровождаемая группой всадников дружины, въехала во двор — на широком крыльце дворца их уже ждали: Пантелеймон — озадаченно сдержанный и Банифаций — тревожно предвкушающий встречу с дочерью.
Агнесса выпорхнула из брички раньше, чем та успела остановиться. Она подлетела к отцу и повисла у него на шее, болтая ногами.
— Папенька-а-а!
— Доченька моя любимая, солнышко моё ненаглядное! — стесняясь самого себя, причитал Банифаций, — как ты? Дай я на тебя взгляну! С тобой всё в порядке?!
— Да, батюшка! Всё хорошо!
— Ну и слава Создателю!
Банифаций поцеловал Агнессу в темечко, обнял и тут взгляд его упал на Федота, спрыгнувшего с облучка брички.
Банифаций легонько отстранил дочь и подошёл к нему.
Федот напрягся и застыл на месте.
— Ну… Как там тебя?!..
— Это Федот! — услышал Банифаций за спиной голос Пантелеймона, — сын мой старшой.
Банифаций оглянулся на Пантелеймона и снова повернулся к Федоту.
— Ну, Федот, спасибо тебе моё царское за спасение дочери моей Агнессы! Надеюсь, этот злодей Тамас повержен?
Федот, посмотрел на немного заносчивое, но всё равно сладко улыбающееся лицо Банифация и покраснел.
Банифаций протянул ему руку.
— Батюшка-а-а!!! — воскликнула вдруг Агнесса, — батюшка, погоди! Какое спасение?! Какое спасибо?! Это не он меня спас! Не он!
Она засмеялась, и в воцарившейся тишине её смех был похож на звон маленьких серебряных колокольцев.
Банифаций оглянулся на принцессу.
— Не он? Так кто же?
Агнесса сбежала с крыльца и снова метнулась в бричку, где Иван всё ещё сидел, развалившись, закинув руки за голову, и смотрел на всё это с обычным, присущим ему умиротворением.
— Вот кто меня выручил из беды, отец! Меня и матушку Пелагею!