– Он погубил Марьяну! Он виновен! И даже смерть не избавила его от вины. Расправились свои же. В этом есть хоть какая-то – пусть изуверская – логика. А Марьяна – случайная жертва… Несправедливо, невыносимо! Уйти в двадцать лет. А нам предстояло это пережить. Семья страдала… Моя мама мучилась. Ужасно. Сильная, крупная, красивая, своенравная женщина. Твоя прабабушка Агриппина Ивановна… Имя ей полностью подходило и служило в семье поводом для шуток на тему истории. Непонятно? Ее тезка в древнем Риме принадлежала к императорскому роду, приходилась сестрой Калигуле, женой Клавдию и матерью Нерону. Сразу столько императоров!
– Вот причем здесь это?
– Агриппину Ивановну в нашей семье тоже прозвали императрицей – мама ею была по характеру и по повадкам… Я уверена, что первопричина всех наших несчастий – смерть Марьяны.
– Но ведь она сама захотела выйти замуж. Ее никто не принуждал!
– Она слишком молода, наивна. А ему уже было… примерно сорок лет – больше или меньше. Как тебе, Максим…
– Оставьте меня! Вернемся к Решову.
– Он – исчадье ада. Не человек, а злобный монстр, мучитель. Сродни рыжим ворпаням. Да ведь и родом он был из мест, ближайших к сказочному Пятигорью – с какого-то хутора. Там стоит Шайтан-гора, которую ворпани изрыли своими норами. Оттуда зло приходит в наш мир и губит хороших людей, как Марьяна…
– Юлия, опомнитесь! Вы же коммунистка, вам ближе материализм, а не дикие суеверия. Мы, слава Богу, в Кортубине, а не в Утылве!
– Пока в Кортубине. Пока.
– Что значит – пока?
– То и значит! Я, конечно, расскажу все. То, что представлялось мне правдой – что было абсолютно ясно. И потому удобно. Для меня, той школьницы – комсомолки, ударницы. Но теперь я уже старуха. Для меня все безнадежно. А ты пока молод – по нынешним меркам границы возраста размываются, и у тебя появляется дополнительный шанс… Не ошибусь, Макс, ты успел побывать в комсомоле?
– Какой шанс?
– Повторяю, твоя жизнь – только твоя. Никакие Решовы влиять не должны. Дети не отвечают за своих отцов – за дедов тем более. Покойники заплатили. И мне придется. Лежит на совести груз. Столько лет. Очень я виноватая.
– Вы?! Юлия, в чем вы можете быть виновной? и перед кем?
– Перед одним человеком. Тогда маленькой девочкой. Падчерицей Марьяны… Ну, Марьяна-то умерла молодой, а девочка выросла. Сейчас уже старухой стала. Конечно, не как я, дряхлая развалина, но все же… С годами не молодеешь…
– Юлия, это прошлое. Оно похоронено.
– Да уж. Все меньше нас – из той эпохи. Которую вы похоронили. От нашего наследства отказались. Теперь вы – хозяева нынешней жизни. И каково?.. Вообще приглядеться, ты живешь вполне благополучно. И всегда так. В сорок лет нет повода для жалоб. Непыльная работа, заграничные командировки, ученые степени. Папа – профессор, мама – домохозяйка. Бабка – сумасшедшая коммунистка – ну, хоть не слишком достает… Гм… звучит как диагноз. Жизнь повернулась, что все, считавшееся незыблемым – все рухнуло. Прогнило наше советское королевство. Вы живете по-другому. Наши истины для вас – пустой звук. Вы свободны и непредвзяты – порхаете как стрекозы – и вдруг бамс! корыльбуна пригвоздили, и он судорожно и беспомощно разводит крылышками – за что меня?
Даже во сне Максим поразился – что за ахинею несла Юлия? Полно, она ли это говорила? Глупые сказки, горячечный бред! Невероятное впечатление усиливалось тем, что Юлин голос был монотонный, какой-то равнодушный, не подпускавший характерной язвительности. Человек технической профессии и вдобавок по роду своей деятельности привыкший к точности формулировок – сколько вешать в граммах? – не может ТАКОЕ говорить.