Сказка сказок, или Забава для малых ребят

У нее была дочь, что звалась Гранниция — образец страшилища, отменный экземпляр морской орки, высший сорт рассевшейся бочки: голова у нее кишела гнидами, волосы были спутаны, брови голы, лоб как кувалда, глаза с бельмами, нос шишкой, зубы гнилые, рот как у рыбины, борода как у козла, горло хриплое, груди как переметная сума, плечи как свод в подвале, руки как мотовило, ноги крюком и лодыжки как капустный кочан. Короче говоря, с головы до ног была она славная уродина, изящная зараза, доброе грузило и, сверх того, карлица, очесок, пыль. Но при всем этом, как всегда бывает, и таракашка своей матушке красавчиком кажется.

Итак, случилось этой доброй вдове выйти замуж за некоего Микко Антуоно, самого богатого хозяина в Панекуоколо, которого в этом селении дважды выбирали в старосты, ибо все тамошние жители его весьма любили и почитали. Была и у Микко Антуоно своя дочь, которую звали Чичелла, такая, что более чудесной и красивой девушки на свете не сыскать: глаза ее так поглядывали, что очаровывали сердце, ротик звал к поцелуям так, что кружилась голова, горлышко, как сливочное, голоском ввергало людей в воздыхания; словом, вся она была ласковая, яркая, веселая, желанная и столько дарила ласки, улыбок, нежностей, любезностей, что сердце из груди заживо вынимала; но что тут долго описывать, достаточно сказать, что казалась она кистью живописца написанной, так, что ни одного изъяна не найдешь.

И Карадония, видя, что родная ее дочка рядом с падчерицей выглядит словно кухонная тряпка рядом с бархатной подушечкой, сожженная и жирная сковородка рядом с венецианским зеркальцем, гарпия рядом с фатой Морганой, стала смотреть на нее исподлобья, затаив ненависть.

Дело на том не остановилось; ибо нарыв, бывший у нее внутри, прорвался наружу, и не смогла она долго удерживать свою злобу на поводке, но и открыто стала тиранить бедную девушку. Свою дочь одевала в юбку из саржи с каймой, в сорочку из шелка, а бедную падчерицу в рванье и обноски; дочке давала белый хлеб из лучшей муки, а падчерице черствые и заплесневелые огрызки; дочку выставляла яко ампулу Христову[369], а падчерицу гоняла туда и сюда, точно ткацкий челнок, заставляя выметать сор, мыть посуду, перестилать постели, стирать все что ни было в дому из одежды, кормить поросенка, возить поклажу на осле, выносить помои; и все это добрая девушка, проворная и умелая, делала со всяческим усердием, не жалея сил и труда, лишь бы угодить злой мачехе.

И однажды, как угодно было судьбе, бедная девушка, вынося помои в то место, где был глубокий овраг, уронила вниз ведро; и когда она смотрела кругом и думала, как вытащить его из оврага, тут — что за зрелище! — увидала бедного старикашку, на которого глядя, нельзя было понять, то ли это оригинал Эзопа, то ли портрет духа тьмы. Это был орк, с волосами, черными и острыми, как свиная щетина, что доходили до пят, с морщинистым лбом, где каждая морщина казалась пропаханной бороздой; мохнатые брови стояли торчком; глаза — поблекшие, глубоко запавшие, мутные — казались двумя грязными лавками под большими навесами ресниц; из кривой и слюнявой пасти, точно у дикого кабана, торчали два клыка; грудь, вся в струпьях, до того заросла волосами, что хватило бы набить тюфяк, а кроме того, у него был высокий горб, раздувшийся живот, тонкие коленки, кривые ступни, — так что, глядя на него, рот сводило от страха.

Но Чичелла, увидев эдакое привидение, что впору с жизнью расстаться, добродушно сказала ему: «Добрый человек, подними мне ведерко, сделай милость, а я тебе желаю быть женатым и богатым». На что орк отвечал: «А ты сойди сюда, доченька, да сама возьми».

Добрая малышка, цепляясь за корни и держась за камни, с немалым трудом стала слезать по круче. А когда она добралась до самого дна оврага, увидела там, вместо орка, — глазам не поверите! — трех фей, одну прекраснее другой; волосы как золотая пряжа, лицо как полная луна, очи их сами разговаривали с тобой, губки свидетельствовали в суде Амура аргументами нежности, чтобы получить удовлетворение иска в виде сладких поцелуев, и — что еще прибавить? — каждая из фей имела сладкий голос, нежную грудь, мягкую ручку, маленькую ножку и дивную грацию в движениях, что была точно позолоченной рамой для картины этих красот.

Феи оказали Чичелле столько учтивостей и ласк, что трудно представить. Взяв под руку, они привели ее в свой дом, стоявший под тем обрывом, такой просторный и богатый, что в нем мог бы обитать и король. Придя туда и усевшись на турецких коврах и подушках из гладкого бархата с кистями и бисером, феи положили головы Чичелле на колени, и каждая попросила причесать ей волосы. И когда она причесывала их, с изысканной деликатностью, блестящим гребнем из буйволиного рога, каждая фея спрашивала: «Славная девочка, что ты находишь у меня в голове?» И она ласково отвечала: «Тут есть вошки и блошки, жемчужинки и гранатинки»[370].