Читаем Сказка сказок, или Забава для малых ребят полностью

Сказка сказок, или Забава для малых ребят

И только лишь Заря пошла выгнать за калитку Курочек[375] и разбудить петухов, он соскочил с ложа и, наспех подвязав штаны, бегом помчался к Карадонии, чтобы отдать ей обратно дочь и заплатить за пробу палкой от метлы. Но дома он не застал никого; ибо хозяйка пошла в лес за хворостом, чтобы развести огонь и сделать мыло из падчерицы, заколоченной наглухо в гробу Вакха[376], вместо того чтобы почивать в колыбельке Амура. Ища Карадонию по всему дому и не находя ее, Куоземо крикнул: «Эй, где вы?» И неожиданно полосатый кот, спавший в теплой золе очага, проговорил: «Мяу-мяу, бедная головушка, закрыта в бочке твоя женушка!»

Куоземо, подскочив к бочке и услышав будто тихий плач, схватил лежавший у очага топор и выбил крышку; и ее падение было подобно поднятию занавеса над сценой, где является богиня, чтобы произнести пролог драмы. Поистине, от этого блеска можно было лишиться чувств; глядя на Чичеллу, жених на какое-то время остолбенел, будто увидел Моначьелло[377], но потом, придя в себя, бросился обнимать ее, говоря: «Кто закрыл тебя в этом ужасном месте, о сокровище моего сердца! Кто спрятал тебя от меня, о надежда моей жизни! Что это такое: ясная голубка в клетке из обручей, а гриф-стервятник — со мной рядом на ложе? Что произошло? Скажи, ротик мой нежный, облегчи мой дух, дай вздохнуть свободно моей груди!»

В ответ Чичелла рассказала все как было, не пропустив ни йоты: все, что делала ей мачеха с первого дня, как поставила ногу в этом доме, до последнего, когда, чтобы лишить ее брачных светильников, погребла ее во тьме Вакховой бочки. Услышав это, Куоземо посадил ее втайне за дверью, а сам привел Гранницию и, засунув ее в бочку, сказал: «Посиди здесь немного, я должен сделать над тобой некие чары, чтобы не коснулся тебя дурной глаз». Забив хорошенько бочку, он обнял жену, посадил ее на своего коня и повез в Паскаролу, свое владение.

Карадония, вернувшись с огромной охапкой хвороста, запалила огонь, над которым подвесила большой котел, вскипятила воду и, вылив ее в бочку через проделанную сверху дырку, насмерть обварила дочь, у которой оскалились зубы, будто она объелась сардинской травы, и слезла кожа, как у линяющей змеи. И когда мачехе подумалось, что ненавистное тело падчерицы уже слезло с костей, она выбила крышку и увидела — о ужас! — собственную дочь, сваренную злой[378] матерью. Вырывая волосы, расцарапывая лицо, колотя в грудь, заламывая руки, ударяясь головой об стены, топоча ногами, она подняла такой грохот и шум, что сбежалось все селение. Делая невообразимые вещи и выкрикивая слова непроизносимые — так что не находилось ни слова ее утешить, ни средства ее успокоить, — побежала к колодцу и — бултых! — бросилась вниз головой и сломила себе шею, явив на своем примере, сколь верно сказанное:

кто в небо плюется,

тому в лицо вернется.

Как только окончился рассказ, по знаку, данному князем, перед собравшимися внезапно появились Джаллайсе и Кола Яково (первый — повар, а второй — смотритель дворцовых погребов), одетые, как одеваются коренные неаполитанцы, чтобы прочесть следующую эклогу: